Александр Беляев - волчья жизнь, волчь законы...

Рядовой Сергей Дробышев с твердой надеждой переступил порог строевого отдела Нижнеподольской учебной части: «Неужели, наконец, решилось?» Четко, по-военному, отрапортовался:

– Товарищ капитан, рядовой Дробышев по вашему приказанию прибыл.

Начальник отдела кадров, капитан авиации оторвал взгляд от очередной бумаги.

– Дробышев? Дробышев… – быстро перебрал несколько листов из стопки на краю стола, вытянул один… – Сергей Викторович?

– Так точно!

– Ну что ж… поздравляю. Пришёл на тебя вызов. Поедешь служить в боевую часть, в Говерловск.

Дробышев почувствовал, как у него томительно и сладко забилось сердце. Он давно уже ждал этого перевода. Ему хотелось в любую боевую часть, поближе к Львову.

«Ура! Господи! Говерловск! – ликовал Дробышев, крепко стиснув от радости кулаки. – Молодчина батек, подсуетился!»

– Вижу, доволен, – кадровик задумчиво тронул мочку уха. – А может, все же останешься? Документы не долго переделать. Тут старшина твой звонил, ходатайствует за тебя, просит отставить у нас.

– Нет, – резко отказался Дробышев. – Всё уже решено. Окончательно и твёрдо. Я хочу в Говерловск. Поближе к дому.

Сергей два месяца ждал этого перевода. Надеялся, верил.

В августе к нему приезжал отец. Сергей очень просил его посуетится и помочь с переводом в любую войсковую часть, поближе к дому. Больше всего, конечно, хотелось попасть на Скнилов – Львовский военно-авиационный гарнизон, – где осенью 1992 года завершил свою офицерскую службу отец. Но Виктор Петрович объяснил, что именно на Скнилов, во Львов, ему будет очень непросто организовать перевод. Отец соврал. Ему не составляло труда подсуетиться и устроить сыну перевод во Львов. С момента увольнения майора Дробышева прошло всего два года. На Скнилове было полным-полно его сослуживцев. Командир части относился к Дробышеву-старшему с уважением.

Против перевода сына во Львов был сам отец. Виктор Петрович не хотел, чтоб Сергей служил во Львове, справедливо считая, что это могло негативно отразиться на дисциплине сына. Начались бы самоволки, бесконечное нытье с просьбой помочь с очередным увольнением в город. Отцу не хотелось краснеть за сына, выслушивая упреки бывших сослуживцев. Поэтому, вручая бутылку коньяку знакомому кадровику из Штаба Армии, Виктор Петрович попросил сына перевести не во Львов, а именно в Говерловск.

Это было рядом со Львовом, всего в шести часах езды на поезде, в небольшом областном городке Западной Украины. В Говерловске располагалась мощнейшая, авиационно-истребительная дивизия, отвечавшая за безопасность воздушного пространства западной границы бывшего Советского Союза. Кроме того, Говерловск, как и Львов, был напичкан частями различных родов войск.

Всех этих подробностей Сергей не знал. Он требовательно глядел на кадровика и ждал ответа.

– Ну, смотри, как знаешь… – капитан передал лист вызова миловидной сверхсрочнице: – оформляй, – и погрузился в свои бумаги.

Пока кадровик изучал дела, Дробышев, облокотившись на перегородку, отделявшую помещение, где стояли столы с многочисленными документами, бумагами, справками, металлические сейфы и шкафы, разглядывал молоденькую девушку. Она была младшим сержантом сверхсрочной службы, и ей, к её стройной миниатюрной фигуре, очень шла форма. Девушка, взяв чистый лист бумаги, вставила в печатную машинку, отвела каретку, и тонкими изящными пальцами быстро забарабанила по клавишам. Она готовила на Сергея приказ.

Капитан, заметив, как Дробышев смотрит на девушку, велел ему подождать в коридоре.

Сергей вышел. По мягкому ковру сумрачного коридора штаба прошел к окну, облокотился на подоконник. Стал смотреть в окно, своим видом выходившим на широкий плац.

В центре плаца на высоком флагштоке в хмуром небе полоскалось желто-блакитное знамя – национальный флаг Нэзалежной Украины.

Сергей мысленно представил, как мощно и внушительно отсюда должна смотреться часть, когда по утрам весь личный состав семи учебных рот, спортвзвода и взвода хозобслуги выстраивается на плацу на построение. Как перед командиром части и трёх его заместителей – часть шагает четким строевым, под мощные раскаты оркеста, под медные звуки «Егерьского марша»…

В этом самом военном оркестре Сергей отслужил четыре месяца. Ему досталось самое халявное, но, в то же время, ответственное место – тарелочника. Да, в отличие от трубачей, он не напрягал свои лёгкие, но вместе с «малым» и «большим барабаном» Сергей задавал ритм. Однажды на утреннем построении он зазевался и, когда весь оркестр по резкому движению руки дирижера – старшего прапорщика Лысака –, оборвав марш, замолк, Сергей нанес лишний удар тарелками, и в утренней, июньской тишине огромного плаца, с тысячей двумястами солдат, офицеров и прапорщиков, молча и напряженно стоявшими пред маленьким, грузным полковником, долго и предательски звенела лишняя нота. Лысак, единственный прапорщик, стоявший спиной к командиру части, а лицом к военному оркестру, блеснув стеклами широких старомодных очков, выразительно и многообещающе посмотрел на Дробышева, мол, сы с тобой, голубь лихой, поговорим в клубе.

Вспомнив сейчас этот комичный случай, Сергей невольно улыбнулся. После того утреннего построения Лысак врезал ему звонкую затрещину и отправил на интеллектуальную работу – мытьё полов в актовом зале клуба.

Открылась дверь строевой части, выглянула девушка-сверхсрочница и окликнула Сергея.

Дробышев вернулся в строевой отел.

– Ты где лазиешь? – сердито сказал кадровик. – Я уже приказ на тебя у Папы подписал. Давай расписывайся.

Капитан показал Сергею, где ему следует расписаться.

– Вот здесь, и здесь.

Дробышев расписался.

– Смотри, мы тебе доверяем – отпускаем тебя в часть без сопровождения офицера. Ты должен быть на месте через сутки. Напоминаю тебе о дисциплинарной ответственности за самовольное оставление воинской части.

Дробышев вышел из штаба части ликующим. Ему доверили самому добраться до нового места службы. Уже здесь, в штабе нижнеподольской учебки, Сергей для себя решил, что ничего страшного не будет в том, если он несколько уклониться от основного маршрута и заедет домой, во Львов, а уже оттуда вернется в Говерловск.

Погода вполне соответствовала середине ноября – пасмурно, холодно. Но сегодня Сергей, не замечая этого, шагал по широкой аллее, соединявшей штаб части и здания казарм, радостно-возбужденный. Пинком подфутболил несколько из опавших на асфальт листьев – аллею теснили с обеих сторон пирамидальные тополя и липы.

Солдат свернул налево, к казармам. Асфальт закончился, и дальше тянулась дорожка, мелко усыпанная красным камнем.