Дмитрий Лычев - (Интро)миссия

Собрав все свои шмотки, я двинулся к месту нашей интимной встречи с прибалтами, мысленно попрощавшись со всей оравой и очень сожалея о том, что не успел проститься с Вадимом.

Я уверен в справедливости мнения тех, кто утверждает, что наша жизнь полосатая, и что за темной полосой обязательно наступает светлая. Но я не думал, что это произойдет так скоро. Отперев дверь домика, в котором находилось учебное помещение и где мне предстояло пересидеть пару дней, я нашел там спящего Вадима. Забыв закрыть дверь, я бросился к нему. Приученный просыпаться от малейшего шороха, он уже протирал глаза и недоуменно вопрошал, откуда я взялся. Ничего не ответив, я принялся целовать своего парня, который отвечал мне тем же. Было уже темно. Помня о недавнем проколе, я плотнее закрыл дверь и принялся медленно раздевать Вадика. Он сказал, что очень испугался за меня, услышав об истории в госпитале, и что он очень рад снова меня видеть.

Это только раззадорило меня. Окончательно сняв с него одежду, я обнажился сам и повалил его на сдвинутые столы, покрытые старыми и изъеденными кем-то шинелями. Что это была за ночь! Постоянно меняя позы и роли, мы то и дело сливались в единое целое. Темпераменту Вадика мог позавидовать любой. Под утро, теребя обессиленные концы, мы рассказывали друг другу о том времени, когда были в вынужденной разлуке. Наши рассказы постоянно прерывались долгими и страстными поцелуями — и так бесконечно. Казалось, что этому действительно не будет конца. Мы вновь обрели друг друга и были по-настоящему счастливы. Уже при дневном свете я увидел, что Вадик еще что-то может. С радостью я скинул с себя штаны и сел на своего парня. „Последний бой — он трудный самый!“ Пытаясь выжать из любимого последние соки, я придумывал всё новые и новые извращенные способы. Вадик дивился моей изобретательности, но кончать упорно не хотел. Лишь когда я потерял на это всякую надежду, малыш разразился благодарностью.

Уставший и довольный, я слез с довольного и уставшего Вадима и вспомнил, что пришел сюда работать. Мой любимый ремонтировал здесь мебель. Мы принялись наверстывать упущенное, подозревая, что скоро нагрянет лейтенант смотреть на сделанное нами ночью. Демонстрация изнеможденных концов вряд ли бы его восхитила, так что работали мы усердно и вдохновенно.

Лейтенант на самом деле вскоре пришел, но лишь для того, чтобы вызвать меня к себе. Сделать это по телефону он не смог, так как в ночном трудовом порыве мы сбили трубку с телефонного аппарата. Страшно подумать, что, не будь этого пустяка, волшебная ночь могла бы не состояться! Лейтенант сообщил мне, что за мной приехал дядька из новой моей части. Заверив меня в том, что выбрал для меня хорошее место дальнейшей службы, он попросил быстро следовать за ним. С Вадиком мы прощались на расстоянии. Делая вид, что доделываю плакат, я писал записку человеку, стоявшему от меня в нескольких шагах: „Мы встретимся в Москве“. Лейтенант стоял рядом и смотрел, как я собираюсь. Вадик притворился работающим, а сам тоже торопливо выводил что-то на клочке бумаги. Он торопливо сунул мне в ладонь заветный клочок. Свой я оставил на столе.

Удаляясь от домика, я слышал отрывистые стуки молотка, наверняка бившего по стенам — просто так. Ярко светило солнце, я шел вровень с лейтенантом. В последний раз я глянул на оставшиеся позади кусты или маленькие деревья, в гуще которых я разглядывал Кассиопею. Лейтенант думал о своей жене и детках. Он торопился проводить меня и пойти домой. Его ночное дежурство кончилось давно. Встреча с женой была у него впереди. У меня же всё осталось сзади. Каждый был счастлив по-своему…

Клочок бумаги я развернул по дороге. На нем было написано примерно то же, что и на моем. Мы встретимся! Мы обязательно встретимся…

Человек, приехавший за мной, оказался старшим лейтенантом Красновым, довольно милым и обходительным дядькой. Помимо меня, он прихватил из Печей Вовика, младшего сержанта. Спросил меня, почему я без лычек. Я ответил, что видно, не судьба. По дороге на станцию наш свежий шеф рассказывал о новом для нас месте службы, расписывал все его прелести, обещая, что мы будем там кататься, как сыр в масле, и что вообще нам страшно повезло. Я про себя решил кататься в вазелине, на худой конец. Бедные люди в новой части! Они еще не знают, насколько им повезло со мной.

Ехать нам пришлось через Минск, так полюбившийся мне чудный город. Приехав в столицу Советской Белоруссии, мы взяли билеты на ночной поезд. До его отправления оставалось часов десять, и Краснов, имевший квартиру и родителей в Минске, решил поехать к себе в гости. Нас он с собой не позвал. Выбрав для нас красивое местечко на берегу искусственного водоема, он удалился, обещав вернуться часов через шесть и оставив свой телефон — так, на всякий случай. Мы с сержантом развалились на берегу и загорали, благо солнце было еще высоко.

Вовик не вызывал у меня никакого влечения, поэтому я решил всецело отдаться Солнцу. Пролежав пару часов, мы проголодались. Достав скромные запасы, состоявшие из разных законсервированных каш с мясом, принялись за их поглощение. Это занятие прервал симпатичный паренек, который подошел к нам и попросил закурить. Даже если бы у меня была последняя сигарета, я бы и ее отдал этому лапочке. Он присел к нам и начал участливо расспрашивать о нашей, на его взгляд, нелегкой жизни. Вскоре он предложил скинуться на пару бутылок водки. Денег у нас не было, поэтому мое жгучее желание выпить с мальчиком на брудершафт рисковало остаться неисполненным. Явно не получив удовлетворения, мальчик убрался восвояси. Аппетит у меня пропал окончательно и бесповоротно. Уж больно хотелось хлопца! И он появился снова, но уже со свитой. Его окружение, состоявшее из трех мужиков жутко натурального вида, мне сразу не понравилось. От мальчика снова последовало предложение выпить, от нас — всё тот же вежливый отказ. Двое мужиков подсели ко мне и начали говорить о том, какие мы гады и сволочи, так как служим в поганой Красной Армии. Я им в душе не возражал. Разве что сволочью себя не считал. Я был просто дурачком, не сумевшим вовремя откосить. Произнеся гневную тираду, один мужик захотел сорвать с меня погоны. Их я тоже не любил, но что-то заставило меня воспрепятствовать этому. От второго я тут же получил удар ногой в лицо.

Единственное, что я запомнил — это то, что я схватил початую банку с кашей и залепил ею понравившемуся мне мальчику прямо в ухо. Дальше наступила легкая летаргия. Первой мыслью после того, как я очнулся, было желание как-то воспользоваться этим недоразумением. Вовик, который сразу смылся, уже сидел рядом. Народ, который поначалу купался, как ветром сдуло. Все посмывались, заразы! Хоть бы один догадался вступиться за бедных защитников Родины, которые не могли защитить себя!