Говард Немеров - Игра на своем поле

Он и в самом деле вытащил бумажку в двадцать долларов и, отрывая от нее тонкие полоски, стал разбрасывать их на ходу.

– Эй, вы там, – услышал он громкий голос, – стойте, эй! А, это вы, профессор Осмэн!

Перед Чарльзом стоял постовой полисмен Генри. Он учтиво козырнул Чарльзу, но все же преградил ему дорогу.

– У вас что, карманы дырявые, профессор? – спросил он дружелюбно. – Позвольте, я вам помогу. – Он опустился на четвереньки и стал подбирать обрывки. Чарльз беспомощно следил за ним.

– Вот все, что я нашел, – сказал полисмен, поднимаясь на ноги. – Как же они так у вас порвались? – спросил он вежливо, но с оттенком подозрения. – Мне кажется, профессор, вы хватили сегодня лишнего. Если хотите, я вас провожу домой.

– Генри, вы славный малый! – сказал ему Чарльз.

– Приходится быть славным в нашем деле, – ответил Генри. – Добрым словом и сочувствием скорее вызволишь человека из беды, чем вот этим, например. – Он показал на свою дубинку.

Чарльз сурово поглядел на него.

– Сочувствие, – сказал он, переходя на назидательный тон, – сочувствие, Генри, это нечто, помогающее нам разделять заблуждения людей, менее нас умудренных опытом, но все же способных изживать свои беды без нашей помощи. Не трудитесь провожать меня. Большое спасибо. Спокойной ночи.

И он зашагал дальше, догадываясь, что полисмен все еще следует за ним на почтительном расстоянии.

Придя домой, он швырнул деньги на письменный стол. Чувствовал он себя прескверно, но все же повозился немного на кухне, грея воду, чтобы развести в кипятке таблетку овальтина и выпить ее в постели. Завтра, надо надеяться, ему станет лучше и он сумеет подготовиться к следующей лекции о конце царствования Карла I английского, о недолгом правлении его брата и о «славной революции» 1688 года. Чарльза бил сильный озноб, но он говорил себе, что горячий овальтин от всего излечивает, надо только пить его с образцовым оптимизмом, отвагой и решимостью, какие проявил Сократ, когда ему поднесли чашу с ядом.

«Университетский роман» существует в американской литературе очень давно, и традиции этого жанра разработаны основательно; несколько лет тому назад в США вышла даже специальная монография, ему посвященная. По наблюдениям автора этого исследования, чаще всего в романах подобного типа заключена история преподавателя – «бунтаря», который пытается вести индивидуальный крестовый поход против несправедливости, разоблачать людей, творящих зло под покровом респектабельной академичности, и т.д. Как правило, герой терпит неудачу, ему не суждено изменить порядок вещей, но поражение добродетели при этом обычно оборачивается моральной победой и каким-то образом оказывается ввмонтированнымм в общую картину цивилизованного и по сути довольно благополучного бытия.

Роман Говарда Немерова, впервые опубликованный в 1957 году (приметы маккартистских 50-х годов отражены в нем очень заметно), отличается от множества произведений, близких ему по теме, редкой в американской литературе этого времени бескомпромиссностью. Совсем незначительная, почти анекдотическая проблема: участвовать или не участвовать «звезде» студенческого футбола Реймонду Бленту, завалившему два зачета, в очень важном для колледжа матче, – по ходу действия обрастает множеством грязных и страшноватых подробностей. Оба упрямца и поборника справедливости – и мягкий, рефлектирующий Чарльз Осмэн, и желчно-иронический, издерганный трудной жизнью радикала Леон Солмон – в силу разных причин, но все же сдали свои позиции. Малодушный, но раскаявшийся Реймонд Блент отверг принятую было взятку и сыграл в полную силу, что не спасло положения, ибо подкуплен-то был не он один… Троица «власть имущих» – ректор, местный богач, сенатор, – проводившая весьма грубый нажим на строптивых преподавателей, добилась своего, как и горланящая, бесчинствующая толпа студентов, охваченных чрезмерным порывом футбольного патриотизма… Правда, команда колледжа все равно проиграла, но лишь потому, что «конкурирующая организация» спекулянтов и жуликов, наживающихся на «благородном любительском спорте», оказалась более оборотливой и предусмотрительной. И в то же время – здесь-то и заключена ирония ситуации – в житейском плане никто не остается в накладе к финалу этой околофутбольной свистопляски. Чарльз Осмэн, как ни упирался он, становится богаче на 2500 долларов; к Бленту вернулась сумасбродная, но очаровательная и богатая невеста; даже злополучный Леон Солмон получает, наконец, давно полагающееся ему повышение – администрация колледжа хочет замять некрасивую историю. Так что в общем если не сама добродетель, то рыцари ее скорее торжествуют – хоть и безрадостно это торжество, – нежели повергнуты в прах. Что же касается «злодеев» (к поединку между рыцарем и злодеем по большей части и сводятся перипетии американского «умеренно разоблачительного» романа), то есть ли здесь злодеи? И оппортунист Нейджел и даже самодур Сэйр на эту роль явно не годятся, да и заезжий государственный деятель, пребывающий в состоянии полной готовности к вытрезвителю, сенатор Стэмп – личность скорее грубо комического плана. Нет рыцарей, нет злодеев, есть торжество довольно гнусной, существующей по законам круговой поруки действительности…

Трезвая, горькая бескомпромиссность, словно колючий, забирающийся за шиворот зимний ветерок, пронизывает это повествование.

Но почему же «Игра на своем поле» почти не вызывает глубоких эмоций, хотя с живым интересом следишь за развитием сюжета, сочувствуешь Осмэну, с удовольствием отмечаешь множество отлично увиденных деталей любопытного для нас быта, остроумие психологических наблюдений и рассуждений автора, наконец, его несомненную интеллектуальность, широту ассоциаций, гибкость мысли? Вспомним характеристику, которую Немеров дает лекторской манере своего героя, историка Осмэна: он читал «выспренно и точно, и вместе с тем иронически и как бы застенчиво, словно посмеиваясь над собственным смущением и не слишком доверяя тем истинам, которые он излагал». Это определение, на мой взгляд, как нельзя лучше подходит к писательской манере самого Немерова. По существу, хотя фабула романа носит полуфарсовый, полудетективный характер, моральные, человеческие конфликты, о которых говорит автор, потенциально очень значительны. Одна лишь «линия» Реймонда Блента – с его экзальтированностью, малодушием, угрызениями совести и благими порывами – для такого писателя, как, скажем, Драйзер, оказалась бы материалом огромной глубины и взрывчатой силы. Когда Драйзер обратился к характеру молодого американца, вскормленного, изуродованного и погубленного буржуазным обществом, он, как известно, написал «Американскую трагедию». Говард Немеров написал пессимистическую комедию современных социальных нравов.