Евгений Гришковец - Ангина

Получив пол литровую бутылку воды, Андрей понял, что больше ему делать абсолютно нечего. Эта мысль повергла его в уныние и какую-то душную скуку. И тут взгляд его упал на толстую книгу, которую его соседка вставила в карман впереди стоящего кресла. Андрей поколебался, но, рассудив, что в этом нет ничего дурного, взял объёмный том. На обложке он прочёл: «Хрестоматия японской литературы XV–XIX веков». Он открыл её и узнал, что книга эта предназначена для студентов и преподавателей, а издана она каким-то университетом. «Никогда бы не подумал, что старинная японская литература может быть такая смешная», — подумал Андрей. Он наугад открыл книгу, где-то в первой трети, увидел плотный, не разбитый абзацами или диалогами текст, полистал дальше и наткнулся на начало какого-то то ли рассказа, то ли повести, то ли новеллы. В верхней части страницы Андрей прочёл слово, которое тут же забыл, но успел подумать: «Интересно, это имя автора или название?» А текст под этим именем или названием начинался так: «Я, да будет вам известно, Фукакуса, смиренный житель столицы».

Эта первая фраза отозвалась в Андрее каким-то завораживающим эхом. Или, если проще сказать, она Андрею очень понравилась.

Теперь он не смог бы вспомнить, кто был этот Фукакуса. Текст для чтения был сложный, порядок слов в предложении диковинный и витиеватый. Быстро, как он привык, читать его не получалось. Андрей понял, что прежде не читал такой японской литературы. Если она и была в университетской программе для журналистов, то как-то факультативно, и он прошёл мимо. Андрей знал, что существует некая японская поэзия. Существуют короткие стихи хокку и танки. Он даже заучил несколько, чтобы при случае блеснуть эрудицией. Правда, он не помнил, хокку или танки он выучил. Он помнил, что они отличаются размером, но какие какой имеют, не помнил.

А Фукакуса шёл куда-то. Андрей читал, постоянно спотыкался о многочисленные и трудные даже для внутреннего и безмолвного произношения названия каких-то японских провинций, дорог, деревень, городов, имена людей, рек, династий, горных вершин и перевалов. Всё имело свои названия, всё было важно какому-то давнему японскому автору. Андрей читал и читал, понимая, что читает слова, эти слова звучат в его голове, он слышит их, но в некий смысл они не складываются. И это ему тоже понравилось.

Понятно было только, что Фукакуса путник, но куда он шёл и зачем Андрей теперь не мог вспомнить, а точнее, тогда, когда читал не очень-то и понимал. Правда, Андрея удивляло то, что повествование создавало ощущение бесконечно долгого путешествия. При этом, он прекрасно помнил, как Япония выглядит на географической карте, и что по этим островам особо не попутешествуешь. Да и как можно всерьёз относиться к путешествию по Японии, когда летишь из Хабаровска в Москву? Медленно читая тягучий текст, держа в руках толстую книгу и ощущая её вес, Андрей даже подумал: «Эту книгу прочесть будет потруднее, чем обойти Японию пешком». Подумал он так и в первый раз в процессе чтения усмехнулся.

А Фукакуса всё шёл куда-то, встречался с каким-то другими путниками, беседовал с ними, расспрашивал их о чём-то, кого-то или что-то искал. Он пересекал реки с незапоми-нающимися названиями по мостам, который каждый имел своё имя. Потом он поднимался в горы. В горах лежал снег. Путники предупреждали его, что ему не стоит идти дальше, что впереди трудный перевал, а за перевалом начинаются владения Горной ведьмы, с которой не стоит встречаться. Название перевала было совсем короткое и звучное, но Андрей и его тут же забыл. А Фукакуса шёл.

На перевале было много снега, Фукаку-са устал, и Андрей отвлёкся от книги. Устали и без того усталые и воспалённые глаза. Андрей отпил воды, покашлял болезненным кашлем, ещё попил и глянул в овал иллюминатора. Но увидел он там только нечёткое своё отражение. Тогда он выключил лампочку над собой, снова взглянул в чёрный овал, прильнул к нему и увидел звёзды. Много звёзд. Неподвижное, звёздное небо. То, что он летел с огромной скоростью, было только знанием. А то, что он видел, говорило об обратном. Ровный гул в ушах, звёзды перед глазами — неподвижность.

Перед тем, как дойти до перевала Фукаку-са останавливался в одиноком маленьком домике в горах. Старик, хозяин этого домика, приютил, обогрел путника, разделил с ним скудную свою пищу и под завывание ветра и треск огня в очаге поведал какие-то свои истории и путаную историю Горной ведьмы, обитавшей за перевалом. Андрей смотрел на звёзды, вспоминал прочитанное и думал, что всё-таки это чертовски здорово сидеть у огня в уютном доме с собеседником или даже одному. Приятно и спокойно слушать вой ветра в трубе и за окном, знать, что далеко вокруг только снега и снега. Чтобы в доме было вдосталь еды. Пусть простой, но вдосталь. Чтобы была в доме библиотека, чтобы было чем топить печь.

Воображение рисовало маленький, совершенно занесённый снегом домик в лунном свете. За домом темнел лес, тускло светилось замёрзшее окошко с рамой крест накрест, из трубы к звёздам вертикально поднимался белый дымок. Домик был совсем-совсем не японским в этой воображаемой картине. Хотя Андрей мог бы нарисовать себе и японский домик. Он видел достаточно японских фильмов и передач о Японии. Маленький домик, приподнятый над землёй, как на ножках, бумажные стены, круглые, покачивающиеся на ветру фонарики, снег на крыше. В каком-то таком доме должен был укрыться от стужи и ветра Фукакуса. Но Андрей представил себе деревянную избу с дымком из трубы и окошком.

Он сидел в этом домике у огня. У открытого огня. У некого камина.

О камин в избе Андрей и его воображение споткнулись. Получалась неувязочка. В избе должна была рисоваться печка. Но Андрей помнил, что открытого огня, у которого можно сидеть и греться, от печки не дождёшься. Настоящей печи в живую Андрей никогда не видел, в настоящей избе не бывал, но, конечно же, из разных источников знал, как выглядит и то и другое.

К печке не хотелось. Хотелось именно к камину, которого в избе быть не могло.

Камины Андрей видел и не раз. В загородном доме дяди Серёжи был большой беломраморный камин. Дядя затапливал его, когда собиралась в его доме компания. Но этот камин был такой большой, что когда в нём горел огонь, рядом было трудно находиться из-за жара. Дядин камин был парадный, роскошный, но неуютный. Своего загородного дома или дачи ни у Андрея, ни у его родителей не было. Но на разных подмосковных дачах друзей и знакомых Андрей бывал. Там он видел разные камины — маленькие, большие, красивые и некрасивые, закопчённые или чистые и совсем не используемые. В каких-то ресторанах и залах гостиниц Андрей тоже видел камины с настоящим огнём или электрическим обогревом, или камины газовые. Только ни к одному известному камину Андрею не хотелось.