Тони Моррисон - Песнь Соломона

— Агарь, — Пилат обвела взглядом комнату, — это Молочник, твой брат. А это его друг. Как тебя звать-то, красавец?

— Гитара.

— Любишь, что-ли, на гитаре играть?

— Он ей вовсе не брат, мама. Они двоюродные, — сказала женщина, толкавшая корзину.

— Это все равно.

— Совсем не все равно. Верно, детка?

— Верно, — сказала Агарь. — Есть разница.

— Вот видишь. Разница есть.

— А какая же разница, Реба? Ты у нас все знаешь.

— Реба посмотрела в потолок:

— Брат называется братом, если у вас обоих одна и та же мать или если оба вы…

Тут Пилат ее перебила:

— Я спрашиваю, есть ли разница в том, как ты относишься к родным и к двоюродным? Разве ты не одинаково к ним относишься?

— Не в этом дело, мама.

— Замолчи, Реба. Я говорю с Агарью.

— Верно, мама. И к родным и к двоюродным нужно относиться одинаково.

— Ну, а тогда зачем понадобилось их неодинаково называть, если никакой разницы нет? — Реба подбоченилась и сделала большие глаза.

— Пододвиньте-ка сюда качалку, — сказала Пилат. — Если хотите помочь нам, мальчики, вам придется встать с места.

Женщины волоком подтащили на середину комнаты корзину, полную коротеньких колючих веточек ежевики.

— Что нужно делать? — спросил Гитара.

— Оборвать с этих проклятых веток ягодки и постараться их не раздавить. Реба, давай сюда второй чугунок.

Агарь, пышноволосая, с огромными глазами, оглядела комнату.

— Может, внести сюда кровать из спальни? Тогда мы все усядемся.

— Для меня и пол сгодится, — заметила Пилат и, присев на корточки, осторожно вытащила веточку из корзины. — Это все, что вы раздобыли?

— Нет, не все. — Реба катила по полу огромный чугун. — Там еще две корзины во дворе остались.

— Внесли бы вы их в комнату. А то мухи налетят. Агарь направилась к двери, махнув Молочнику рукой:

— Пойдем, братик. Ты мне поможешь.

Молочник вскочил со стула, опрокинув его, и кинулся вслед за Агарью. Ему казалось, он никогда еще не видел такой красавицы. Она намного, очень намного старше его. Она, наверное, ровесница Гитары, а может, ей уже и все семнадцать. Ему казалось, будто он парит. Буквально парит в воздухе — он никогда еще не был таким оживленным. Вдвоем с Агарью они втащили обе корзины по ступенькам крыльца, а затем в комнату. Девушка была такая же крепкая и сильная, как он.

— Осторожно, Гитара. Не торопись. Ты их все время давишь пальцами.

— Оставь его в покое, Реба. Пусть он сперва приноровится. Я тебя спрашивала, любишь ли ты па гитаре играть. Тебя поэтому прозвали Гитарой?

— Нет, играть я не умею. Я научиться хотел. Когда был еще маленьким-маленьким. Мне про это рассказали потом.

— А где ты ее увидел, гитару?

— В одном магазине был объявлен такой приз, еще когда я жил во Флориде. Мать пошла раз в город и меня с собой взяла. Я был совсем малышом. Там и устроили состязание, вы, верно, знаете, когда нужно угадать, сколько горошинок в большой стеклянной банке, и за это выиграешь гитару. Ох, разревелся я тогда, просто ужас, говорят. И потом все время ее требовал.

— Тебе бы нашу Ребу попросить. Получил бы свою гитару.

— Нет, ее нельзя было купить. Надо было угадать, сколько горошин в банке.

— Слышу, слышала уже. Реба и сказала бы тебе, сколько горошин. Реба всегда выигрывает. Ей еще ни разу не случалось проиграть.

— В самом деле? — Гитара заулыбался, хотя и недоверчиво. — Везет ей, значит?

— Еще как везет, — усмехнулась Реба. — Ко мне откуда только не приходят попросить, чтобы вытащила за кого-нибудь лотерейный билет или сказала, на какой помер поставить. Люди часто выигрывают по моим подсказкам, а я вообще всегда. Если захочу что-нибудь выиграть, выиграю непременно, и еще многое, чего и выиграть то не хочу.

Словом, дошло до того, что ей теперь совсем не продают лотерейных билетов. Только просят: потяни вместо меня.

— Это видел? — Реба сунула руку за вырез платья и вытащила привязанное к шнурку бриллиантовое колье. — Я его выиграла в прошлом году. Я была… как это говорится, мама?

— Пятисоттысячная.

— Пятьсот… нет, не так. Они мне как-то по-другому сказали.

— Полмиллионная — вот как они сказали.

— Правильно. Полмиллионный покупатель, который зашел в магазин Сирса и Робака. — Она захохотала, весело и гордо.

— Ей не хотели его отдавать, — вмешалась Агарь, — вид у нее неподходящий.

Гитара удивился:

— Я помню, как присуждали этот приз, но, хоть убейте, я ни звука не слышал, что его выиграла цветная женщина. — Он шатался по улицам целые дни напролет и был уверен, что ему известны все городские события.

— Никто этого не слышал. Они все ждали, и фотографы уж были наготове, когда в дверь следующий войдет, кому приз получать. Только фотографию мою так и не напечатали в газете. На ней я была, а сзади еще мама глядит, верно? — Как бы ожидая подтверждения, она взглянула на Пилат и продолжала: — Напечатали они фотографию человека, которому дали второй приз. Он выиграл облигацию военного займа. Он был белый.

— Второй приз? — переспросил Гитара. — Как это — второй? Тут одно из двух: или ты полмиллионный, или нет. Не может же выиграть следующий за полмиллионным.

— Может — если это Реба, — сказала Агарь. — Они только потому и придумали второй приз, что Реба оказалась первой. А кольцо ей дали только потому, что ее успели сфотографировать.

— Расскажи-ка им, как ты попала в магазин Сирса, Реба.

— Уборную искала. — Реба запрокинула голову, чтобы отсмеяться всласть. Ее руки были вымазаны соком ежевики, а утирая выступившие от смеха слезы, она оставила красные полосы на щеках. Реба была гораздо светлее, чем Пилат и Агарь, с бесхитростными ребячьими глазами. Собственно, все они выглядели простодушными, все три, но в лицах Пилат и Агари угадывалась какая-то значительность, сложность. И лишь уступчивая, ласковая Реба с прыщеватой светлой кожей выглядела так, словно ее простодушие, возможно, всего лишь пустота.

— В центре города есть только две уборные, куда пускают цветных: в ресторане «Мейфлауэр» и у Сирса. Сирс оказался поближе. Хорошо еще, мне не очень приспичило. Они меня продержали целых пятнадцать минут, записывали, как зовут да какой адрес, чтобы прислать это кольцо. А я совсем не хотела, чтобы они мне его присылали. Я все допытывалась: я на самом деле выиграла приз, по всем правилам? Я вам не верю, говорю.

— Право, стоило пожертвовать бриллиантовым кольцом, чтобы только от тебя избавиться. Ты там целую толпу собрала и, наверное, целый рой мух, — сказала Агарь.

— А что вы сделаете с этим кольцом? — спросил Молочник.

— Буду носить. Не часто мне удается выиграть такую штучку.

— Она все, что выиграет, все отдает, — сказала Агарь.

— Мужчинам… — добавила Пилат. — Ничего себе не оставляет…