Иван Охлобыстин - Блог

С тех пор этот пруд местные жители стали называть озером Счастья. Почему именно Счастья — бес его знает. К чему я вам эту странность рассказываю? Все очень просто: я лично видел эту невесту. Хорошенькая, на Вивьен Ли молодую похожа. И так же она сидела на берегу, и сигаретку стрельнуть хотела, и полнолуние было, только у меня перстень особый есть — «Хохотун»: золотой череп с бриллиантами вместо глаз. А у кого «Хохотун», тому русалки, домовые и лешие — как младшие родственники, и вреда они причинить не могут. Нельзя им, по ведомой только мне с ними причине.

А Марта, невеста, должна была замуж выйти за англичанина. Он в торговом представительстве работал. Только у Марты папа тоже дипломат был, он в день свадьбы по компьютеру выяснил, что англичанин этот женатый, у него семья в Мадриде живет. Марта прямо со свадьбы сбежала. Теперь у Марты три жениха — студент-старшекурсник, почтальон и риелтор. Его в 94-м с секцией парового отопления, без Мартиного участия, на дно за долги погрузили. Особо долго беседовать с несчастной утопленницей мне боязно было, и я, сославшись на свой день рождения, вернулся на дачу, где мои гости ждали, когда я из кафе на шоссе обещанной водки еще принесу. Ох и гуляли мы тогда!

А я на выходные ездил в Питер, сниматься у Виктора Тихомирова в фильме «Чапаев-Чапаев». Мы дивно тусанули с «митьками» — предприняли старперский поход по местам, куда обычно «митьки» не ходят, потому что уже были. Мы посетили храм Спаса на Крови, и я с удивлением узнал, что там регулярно не служат, только толпы обезумевших туристов бродят. Еще там лежит кусок набережной, на которой революционная сволочь убила бомбой царя. Вообще очень красивый храм, отстроен немцем по лучшим, как ему казалось, образцам пряничного стиля a la russe. Традиционно он считается примером плохого вкуса, но «митьки» говорят, что, когда долго из окна мастерской смотришь на него, он становится чем-то большим, чем просто храм или произведение искусства. Он становится частью тебя. Потом мы зашли в кирху Святого Петра. Я тысячу раз бывал в Питере, но в нее ни разу не заходил. В этой церкви раньше был бассейн, что, конечно, безобразие. C тех пор дизайн там не сильно изменился, только вместо воды лавки поставили. Затем я был в мастерской, примерял костюм Чапаева. Дивные лихие чапаевские усы, папаху.

Потом мы пошли в «Штолльню». Без пирогов Питер не Питер! Какие там пироги! Объелся я этими пирогами, так что мне плохо стало. Я сказал «митькам», что слов нет, пойду умру на природе, и пошел гулять по Санкт-Петербургу. Моя прогулка закончилось тем, что я сходил на «Предложение» с Сандрой Баллок. Сюжет типичной американской залипухи: он гордый, но работящий, и в тайне богатый, она вся неприступная. Такой плохой вывертыш «Служебного романа», неинтересно. Про пожилую гражданку, которая крутит роман с молодым некрасивым извращенцем. Вообще Баллок мне нравится: она хорошая актриса, смешливая. Но мне все-таки кажется, что это ненормально, когда пятидесятилетняя гражданка крутит роман с двадцатилетним юношей. Напрасно она снимается в таких ролях. У нее все хорошо, хорошая фигура, смотришь на нее и понимаешь, что это взрослая дама, нянчит внучат, а все продолжает попой вертеть. В этом есть что-то патологическое. Но, видимо, это извечно женское — хотеть казаться моложе, чем ты есть.

Эта история произошла со мной в те далекие времена, когда все старое было уже не актуально, а все новое было еще не актуально и все жили непосредственно в то мгновение, в которое билось их сердце. Справедливости ради надо заметить, что не все сердца выдержали подобное напряжение и больше половины моих сверстников так и не перешагнули в новую эпоху, удобрив почву Отчизны-хищницы своими истатуированными телами.

Но, так или иначе, я тогда был неукротим, как степной ветер, прекрасен, как северное сияние, и ненасытен, как мексиканский тушкан в период линьки. Дело происходило на фестивале «Кинотавр», где мне вручили приз за лучшую актерскую работу в фильме «Нога».

На следующий после церемонии закрытия фестиваля день, в пять часов утра, я ощутил легкое недомогание от выпитых накануне полутора литров кальвадоса. Будучи юношей осмотрительным, я не пустил дело на самотек и вышел из номера в кафе на первом этаже, чтобы полакомиться свежим пивом. С кружкой пива я выбрался в прохладное предрассветное утро и огляделся. Неподалеку от меня на бетонном парапете сидел, спиной ко мне, крупный пожилой мужчина. Рядом с ним стояла почти допитая бутылка водки. Плечи мужчины мелко вздрагивали, и время от времени мужчина жалостливо всхлипывал. Будучи от природы человеком сердобольным и испытывая крайний пиетет к возрасту, я дерзнул подойти к мужчине и осведомиться, что случилось и могу ли я чем-нибудь помочь.

Мужчина поднял на меня заплаканное лицо, и я узнал в нем известного актера и режиссера Евгения Матвеева.

— Чем ты мне можешь помочь!? — грустно вздохнул он. — Настали новые времена, и такие, как я, никому не нужны и не интересны.

— Почему? — не понял я.

— Потому что я Брежнева сыграл, — ответил он.

— И..? — продолжал недоумевать я.

— Что «и»?! — пожал плечами Матвеев. — Это конец.

— Не вижу логики, — также пожал плечами я, — Как раз наоборот — по закону новых времен у вас весьма завидные позиции.

— То есть!? — вопросительно вскинул густые брови Матвеев.

— Ну как же!? — начал объяснять я. — За Брежнева вам жилищные условия наверняка улучшили?

— Улучшили, — согласился он.

— Званиями одарили? — продолжил развивать причинно-следственную цепочку я.

— Народного дали, — подтвердил Матвеев.

— И, наверно, еще чего-нибудь? — лукаво поинтересовался я.

— Деньги там, интурпоездки, — сознался он, — дело одно уголовное замяли. Хотя я не совсем виноват был, тот первый полез.

— А вы говорите! — воскликнул я, потрясая кружкой пива. — Вы и есть символ нового времени.

— Можно конкретнее? — оживился известный кинорежиссер.

— Куда уж конкретнее! — объяснил я. — Наступила светлая эпоха наживы и чистогана, и ей чужды идеологические абстракции, она ценит результат «на выхлопе». То бишь в вашем случае: дополнительные жилплощади, суммы на сберкнижке и связи. Все это у вас в наличии.

— А как же демократия там?.. — просветлел ликом Матвеев.

— А вы еще не поняли?

— Нет.

— Это и есть демократия! — торжественно провозгласил я. — Настоящая демократия, якорь мне в турбину! Кто успел, тот и съел!

— Но... — замялся он.

— Что «но»? — не понял я.

— Ведь были те, кто боролся с режимом, фильмы с подтекстом снимал, в самиздате печатался, — по инерции уточнил кинорежиссер.