Сэмуэль Шэм - Божий Дом
- Название:Божий Дом
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сэмуэль Шэм - Божий Дом краткое содержание
Это классика «медицинской» прозы. Роман о том, что вам лучше не знать о больницах и современной медицине, и о том, что вам не расскажет ни один врач.
…Шесть интернов отправились на стажировку в больницу. Они считали, что их призвание — спасать людей. Они были выпускниками Высшей школы, а стали низшим медицинским персоналом, на который валятся все шишки. Они должны выдержать год гонки на выживание — интернатуры, традиции, освященной веками. Им придется спасаться от гнева начальства, отвечать на заигрывание медсестер и терпеть капризы пациентов в глубоком маразме.
И только Толстяк, всезнающий резидент, сможет поддержать их в этой борьбе — борьбе, цель которой остаться в здравом уме и полюбить свою профессию.
Божий Дом - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Рад, что ты не уничтожаешь свои коронарные артерии пончиками, Рой, — сказал Пинкус. — Я говорил девочкам, но они не слушают. Им повезло, конечно, что эстроген улучшает их шансы.
— Я не голоден, — сказал я, — мне кажется, что я подцепил болезнь этого студента. И я умру. Я только что проверил частоту дыхательных движений, тридцать два в минуту.
— Умрешь? — переспросил Пинкус. — Хм. Скажи, а у этого студента было хобби?
Старшая сестра взяла история, открыла введенный Пинкусом раздел «Хобби» и сказала:
— Нет, никаких хобби.
— Вот, — сказал Пинкус. — Видишь?! Никаких хобби. У него не было никаких хобби. У тебя есть хобби, Рой?
С некоторой тревогой я осознал, что нет, и сказал ему об этом.
— Тебе нужно хотя бы одно. Мои хобби направлены на улучшения здоровья моих коронарных артерий: рыбалка для успокоения нервов и бег для улучшения формы. Рой, за девять лет работы в блоке я не видел, чтобы умер марафонец. Ни от инфаркта, ни от вируса, ни от каких еще причин. Никаких смертей, точка.
— Серьезно?
— Да. Смотри: если ТВ не в форме — сердце бьется вот так, — Пинкус сделал движение, как будто машет кому-то на прощание в замедленной съемке. — Но, если ты бегаешь, сердечный выброс повышается, и ты всерьез качаешь, и я имею в виду — КАЧАЕШЬ! Вот так! — Пинкус сжал и разжал кулак несколько раз с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а мышцы предплечья вздулись. Это впечатляло. Я принял его веру. Я скватил его за руку и спросил, что нужно делать, чтобы начать. Пинкус был доволен и сразу начал с размера ботинок. Вместо атеросклероза и вирусов мой разум заполнился кроссовками Нью Бэланс, анаэробным гликолизом мышц и подпиской на «Мир бегуна». Мы спланировали расписание, которое через год сделает меня марафонцем. Пинкус был Великим Американцем.
Остаток дня я провел, избегая Джо и паникуя. Джо хотела научить меня всему обо всем, чтобы, оставшись ночью в одиночестве на моем первом дежурстве, я справился. Недовольная перспективой передачи мне своего блока, Джо бродила вокруг, говоря мне: «Я никогда не выключаю пейджер.» Наконец она ушла. Как обычно во время моей практики, зная немного, я оставался отвечать за очень многое. Мне нужен был кто-то, знакомый с правилами и порядками блока. [192] Выброс в интенсивную терапию для интерна очень болезнен. Мало представляя, что происходит в критически больном организме, прошедший отделения заботы о гомерах, интерн нуждается в хорошем старшем резиденте.
Я отправился к старшей сестре и сообщил, что я в ее распоряжении. Довольная, она начала учить меня тому, что никто не показал мне за четыре года ЛМИ, наполненных кинетикой ферментов и зебровидными болезнями. [193] На экзаменах американских студентов-медиков редкие болезни встречаются в вопросах непропорционально часто. Лучший пример — фиохромоцитома, которая минимум раз шесть упоминается в каждом блоке экзаменов. За шесть лет практики я диагностировал одну, проверяя десятки пациентов.
Я стал технологом, обучающимся выставлять параметры на вентиляторах.
Незадолго до ужина меня вызвали в приемник к моему первому поступлению, сорокадвухлетнему мужчине по фамилии Блум с первым инфарктом. Он поступал в блок из-за своего возраста. Если бы ему было шестьдесят два, он бы отправился в обычное отделение и его шансы выжить уменьшились бы в два раза. Блум лежал на койке в приемнике, белый, как простыня, задыхаясь, встревоженный и морщащийся от боли в груди. Его глаза выражали тоску умирающего, желающего провести последние деньки по-другому. Он и его жена смотрели на меня, их надежду. Чувствуя себя неловко, я вспомнил Пинкуса и спросил какое у него хобби.
— Нет, — выдохнул он, — у меня нет хобби.
— Что ж, после этого вам стоит завести одно. Я начинаю бегать для поддержания формы. И всегда есть рыбалка для успокоения нервов.
Факторы риска были не на стороне Блума. Он перенес серьезный инфаркт и на четыре дня завис у врат смерти, завис благодаря блоку. Я вкатил его в БИТ, где сестры столпились вокруг него, подсоединяя его к мониторам, свету, звуку и всему, к чему они могли его подсоединить. Олли зажегся, демонстрируя измененное ЭКГ Блума. Что я мог сделать с несчастным сердцем Блума? Не очень много. Наблюдать окончание инфаркта. [194] Реальная ситуация у кого-то, кому невозможно осуществить катетеризацию сердца и реваскуляризацию стенки. Врачи просто лечат все, что могут, вроде аритмий и сердечной недостаточности, ожидая окончания процесса инфаркта. Звонить в БИТ, не проверив, можно ли осуществить катетеризацию — преступление со стороны приемника и резидента БИТа.
Чак и Рант, знавшие о тяготах моей первой ночи в блоке, зашли поболтать. Хотя нам и было тяжело поддерживать связь друг с другом, случившееся с Потсом и Эдди заставляло нас общаться почаще. Я обратился к Ранту:
— Все хочу тебя спросить, что не так с речевыми центрами Энджел? То есть, она начинает говорить, плывет и машет вокруг руками. Что это с ней?
— Никогда не замечал, — ответил Рант, — по мне, так она в порядке.
— То есть вы с ней так ни о чем и не разговаривали?
Задумавшись, Рант замолчал, а потом расплылся в ухмылке, хлопнул себя по колену и сказал:
— Нет! Никогда! Ха!
— Черт, — сказал Чак, — ты далеко ушел от этой поэтессы.
— Мне кажется, я люблю Энджи, но вряд ли на ней женюсь. Видишь ли, она ненавидит евреев и докторов, а также ей не нравится мой свист и то, что я постоянно хожу за ней, когда мы не в постели. Я думаю, что возможно… О, привет Энджи-Вэнджи, что я хотел сказать?
— Рант, — сказала Энджи, — знаешь что?! — жест, указывающий на себя, — я думаю, — показывая на Ранта, — ты, черт побери, слишком много говоришь. — Жест в сторону неба: — Рой, мистер Блум хочет, — указав на свой рот, — поговорить с тобой. Нам нужна помощь.
Чак с Рантом ушли, оставив меня одного с потрясениями и ударами сольной ночи в космосе. Я проводил вечер, идя по канату с Блумом и другими пациентами, балансируя на грани катастрофы. В одиннадцать начался стриптиз, смена медсестер: гладкие бедра, черные чулки и подвязки плавно снимаются, обнажая на секунду лобковые волосы, неожиданное попадание груди в периферическое зрение, анфас двух других, соски, произведения искусства. Тестостероновый шторм. С кем они были и кто был с ними, перед тем, как прийти на работу, ко мне? После того, как я успокоился, я пошел спать. Медсестра разбудила меня в четыре утра. Новое поступление, восемьдесят девять, небольшой инфаркт, без осложнений.
— Мы не берем таких, — сказал я, — она идет в отделение.
— Но только, если ее имя не Зок. Не старая леди Зок.
За исключением гораздо большего количества денег, она не отличалась от любой другой гомерессы. Я был впечатлен. Я буду мил с этой Зок, она даст мне мешок денег, я оставлю медицину, женюсь на Громовых Бедрах, пообещав никогда не свистеть и не преследовать ее. Всю дорогу до блока старая леди Зок верещала «МУЭЛ, МУЭЛ.» Если бы Блум и Зок соревновались за последнюю койку в БИТе, кто бы выиграл? Без вопросов. [195] ВИПы с чем-то посерьезней кашля поступают в БИТ. Одна медсестра на двоих пациентов, постоянный уход, отдельные палаты. К нам поступил как-то член горсовета Ньюарка. Ох, что творилось. Никакой интенсивной терапии ему не было нужно, но как славно плясало начальство всю неделю, что он получал обезболивающие и слабительное, и еду из ресторанов, что снижало его желание возвращаться домой к жене. Жалко было прощаться, ведь, как говорил Довлатов: «…любое унижение начальства — большая радость для меня».
Интервал:
Закладка: