Сэмуэль Шэм - Божий Дом

Для меня аромат раздевалки, исходящий от этой сильной женщины, возбуждал сильнее духов. После коктейля и перед сексом, мы зашли в круглосуточный спортивный магазин, где я купил свою первую удочку.

Мне было сложно прощаться с такой великолепной работой в БИТе. Мне было грустно. Я хотел остаться. Как прощаются космонавты? Как положено профессионалу, мое прощание не несло эмоций. Нил Армстронг прощается с Фрэнком Борманом. Джон Эрлихман прощается с Робертом «Бобом» Халделманом. [204] Нил Армстронг — первый лунаход; Фрэнк Борман — космонавт, командир Аполло 8; Эрлихман — при Никсоне министр внутренних дел, создатель «Сантехников Белого Дома» и один из организаторов, а затем и прикрывателей Уотергейта; Халделман — помощник Никсона по кличке «Берлинская Стена», один из вдохновителей Уотергейта, который даже отсидел после этого. Я попрощался с Пинкусом, моим героем, который пробежал за два часа пятьдесят семь минут и тридцать четыре секунды и который сказал:

— Кардиология может быть очень неплохой специальностью в финансовом плане, а с добавлением хобби может вести к здоровой жизни. Подумай об этом, Рой, ты молод и у тебя прекрасное будущее.

И я ушел.

Этим вечером мы с Бэрри, ОНК, поехали в деревню расслабиться. Я читал письмо отца.

«…Твой опыт несомненно стимулирует, и я уверен, что ты полностью освоился. Скоро все закончится, и тебе придется выбирать свою будущую карьеру…»

— Знаешь, — сказал я Бэрри, — все эти годы я спорил с ним, но тут он, кажется, прав.

Мы сидели в глубине парка, весна хаотично цвела вокруг нас. Зеленый газон, политый свежим дождем, расстилался перед нами, в пруду отражалась усадьба, столетний дуб, под которым венчались ВАСПы, старая каменная стена и симметричные старые дома. Пес выбежал поиграть, поднося палочку ближе и ближе, пока я наконец не взял ее и не бросил. Через какое-то время я устал, и, почувствовав это, он ушел. Мой разум ракетой перенесся в БИТ. По пути домой я не мог успокоиться, и Бэрри, заметив это, спросила:

— Что такое, Рой? Большая часть года закончилась!

— Я знаю. Но мне не хватает БИТа. Мне нелегко успокоиться. Даже рыбачить было бы легче. Я тебе говорил, что купил удочку? Послушай, мне нужна твоя помощь. С твоим опытом психолога ты могла бы мне помочь измениться.

— Измениться?

— Да, мой тип личности. Я хочу перейти от типа А к типу Б.

Бэрри не ответила. Мы расстались, планируя встретиться вечером. У нас были билеты на концерт Марселя Марсо. Я не мог успокоиться. Мне чего-то не хватало. Я не хотел Марселя Марсо. Я хотел вернуться в БИТ. Покажется странным, если я заявлюсь туда сегодня, в мой первый выходной вечер. И я уже закончил. Но, постойте, Джо делала это. В первый мой день в блоке, она оставалась всю ночь с миссис Пэдли. Я тоже могу так поступить. Под прикрытием обеспокоенности о старушке с желудочковой тахикардией я проведу ночь в БИТе. Только после того, как за мной с шипением закрылись герметичные двери, и я услышал «Вокрууууг свееета за вооосееемьдесяят днееей» и уселся в кресле в палате миссис Пэдли, на меня снизошло спокойствие.

Спокойствие длилось недолго. Появилась Бэрри с намерением убийства и сказала:

— Рой, какого черта ты здесь делаешь? Мы должны идти на Марселя Марсо. Ты купил билеты, забыл?

— Пощупай их, — ответил я, указывая на икроножные мышцы.

— Так что с Марселем Марсо?

— Неосуществимо.

— Хорошо, Рой, либо я, либо все это. Выбирай!

Я услышал свой голос:

— Все это.

— Я знала, что ты это скажешь, но я не приму такой ответ. Ты болен!

Она вышла в коридор, где появилось двое полицейских, Гилхейни и Квик. За ними шля Рант с Чаком.

— Добрый вечер тебе из глубин моего сердца, — сказал рыжий, прохромав в палату. — Мы не видели тебя с тех пор, как ты стал супер интерном в этом странном блоке.

— Нам тебя не хватало, — сказал Квик. — Финтон, например, из-за повреждения ноги не мог гоняться за твоим обществом, как раньше.

— Что это вы здесь делаете? — с подозрением спросил я.

— Твоя девушка сказала, что ты ненормально себя ведешь и отказываешься покидать этот БИТ, даже чтобы пойти с ней на концерт, — сказал Гилхейни.

— Я не пойду, — сказал я, — у нас ОНК. Признайте, между нами все кончено.

— Эй, старик, — сказал Чак, — ты же не собираешься сидеть здесь с этими несчастными? Ты закончил с блоком и всем этим дерьмом, продолжай жить, выметайся отсюда!

— Они не несчастны. Их можно спасти.

— Рой, — сказал Рант, — ты ведешь себя, как полнейший осел.

— Спасибо вам, мои верные друзья. Я останусь здесь. Вы меня больше не в состоянии понять. Оставьте меня в покое.

— Незаконное проникновение — серьезное нарушение, — сказал Гилхейни, — и мы обязаны тебя выпроводить. Парни, начали.

После яростной борьбы, Чак, Рант, Квик и Бэрри под руководством Гилхэйни спеленали меня и вынесли из БИТа, вниз по лестнице, посадили в патрульную машину, которая, завывая сиреной, понеслась через городские пробки, доставив нас с Бэрри к дверям театра. Я думал, что сбегу, как только нас оставят с Бэрри наедине, но я опять недооценил полицейских.

— Вы идете с нами? — поразился я.

— Мы поклонники истинного таланта, — ответил Гилхейни, — и истинен талант М. Марсо, еврея франко-католического происхождения, совмещающего лучшее из того и другого.

— Но как вы достали билеты в такой короткий срок?

— Подкуп, — просто сказал Квик.

Мы с Бэрри были зажаты между тощим Квиком и толстым Гилхейни, и я понимал, что в ловушке и смирился с тем, что просижу здесь до антракта. Лампы погасли и появился мим. Сначала мне было все равно, мой разум все еще оставался в БИТе, но, когда Марсо начал выступление, Бэрри сжала мою руку, а полицейские затихли в детском восторге, я не смог остаться в стороне. Первый номер — продавец воздушных шариков: он отдал шарик ребенку, который, сжимая его в руке, взлетел к потолку и исчез. Все вокруг смеялись. Я услышал хохот, переходящий в бульканье, слева от меня и по запаху потной формы понял, что это был Гилхейни. Жесткий локоть ударил меня в ребра, и рыжий повернулся ко мне с сияющей гигантской улыбкой и захохотал, обдав меня запахом лука. Я засмеялся. Следующую пантомиму Марсо я видел в Англии: за тридцать секунд он прошел через отрочество, юность, старость и смерть. Я сидел молча, как и остальные, тронутый, взволнованный, узнающий свою жизнь, проносящуюся мимо меня за секунды. Взрыв апплодисментов наполнил театр. Я посмотрел на Квика. Он плакал.

Внезапно я почувствовал, словно все мои ощущения разом усилились. Меня затопило ими. Я заорал. И вместе с этим взрывом чувств пришло отчаяние. Что такое случилось со мной, черт возьми? Что-то во мне умерло. Грусть наполнила мои внутренности и прорвалась слезами через отверстия глаз. Кто-то дал мне платок, кто-то обнял. Последняя пантомима пронзила меня насквозь: создатель масок переключался между улыбкой и плачем все быстрее и быстрее, пока, наконец, улыбающаяся маска не застыла на его лице, и он не мог ее снять. Борьба человека в ловушке, бьющегося и сопротивляющегося, но продолжающего нести улыбку. Зал вновь взорвался. Браво! БРАВО! Мы кричали, устремляясь к выходу с толпой.