Лена Элтанг - Каменные клены

Русские книги, хранящиеся теперь в кладовке, на полке с рулонами обоев, которыми отец собирался оклеить спальни, да так и забросил, давались Саше с трудом, но не потому, что она забыла язык, нет — русский до сих пор позвякивал у нее в голове словами зло и нельзя и цокал смешными суффиксами, превращающими ворону в воронку, сороку в сорочку, а галку в учительскую галочку.

Книги казались ей чужими оттого, что были слишком подробными, нарочито густыми, толстыми и заносчивыми. Слишком густые — значит, ненастоящие, так она думала довольно долго, вспоминая виденные на туалетном столике отстегнутые волосы матери. Самым трудным для чтения был «Травник лицевой малый». Даже название его казалось Саше нелепым, не говоря уже о том, что кожаная обложка, похожая на засохшую хлебную корку, объеденную мышами, весила больше, чем любой Сашин учебник.

— Малый , потому, что маленький, — поясняла мама, доставая его из шкафа, для этого ей приходилось вставать на стул и еще тянуться на цыпочках, — а есть еще Большой, так тот петербургского издательства Каспари, в двух томах, с гравюрами на меди! Но он нам не по карману, дорогая.

Не по карману, это Саша понимала. Малый травник был толстым и растрепанным, он бы даже в карман кухонного фартука не поместился, чего уж говорить о Большом травнике, тот, наверное, занял бы собою весь гардероб, а то и весь дом, а то и весь Абергуайн.

Читать рассыпающийся на блеклые листочки томик было все равно что играть в скраббл со сметливой Дейдрой, сыплющей незнакомыми словами, вроде pigborn или olliach — Саша просто не могла поверить в такое сочетание букв и лезла в словарь, каждый раз уныло признавая Дейдрину победу.

Слова теснились в Травнике непостижимой славянской скорописью, иногда Саше казалось, что это сделано нарочно, чтобы не читали те, кому не положено. Вот вырасту, думала она, и буковки разгладятся, распрямятся, станут английскими и сами разделятся на важное и не слишком, так собачья шерсть разделяется на подшерсток и ость под железной расческой.

Лет через десять ей стало казаться, что эти страницы душно пахнут мамиными косами, когда-то, в трудные времена, маму коротко остригли, и с тех пор она по утрам терпеливо пристегивала косы к затылку заколками и гребнями.

Когда мама умерла, Саша нашла в спальне круглую коробку из-под бисквитов — косы свернулись в ней двумя ленивыми золотистыми змейками, положив друг на друга головы и хвосты.

В хвостах торчали маленькие черепаховые шпильки.

Есть трава ливакум, ростет зело лицеи, цветом синь. И выкопать ея месяца майя в первый день о вторника. А под коренем ея найдешь камень, именем енетриуг, и держи в аще где идешь — никто тебя не видит.

Если тронешь это дерево — ты умрешь, — сказала Саша сестре в их первое лето, потому что там, под деревом, под бесплодной яблоней, был секрет. Они с Прю зарыли его шесть лет назад, положили сверху цветное стеклышко, и с тех пор ни разу не проверяли.

В нем была острая баранья лопатка, белка из мыльного камня, два зуба, гнутая оловянная ложка, найденная в прибрежной грязи во время отлива, и банка из-под таблеток — мама принимала их в восемьдесят втором, когда начинала сильно тревожиться.

В такие дни она спрашивала отца и Сашу, не приходил ли кто-нибудь чужой, а за ужином заговаривала о пароме из Ирландии, на котором прибудет кто-то, кого мы не знаем, и это многое изменит, о да, вот тогда вы увидите , говорила она.

Отец гладил маму по голове и поглядывал на Сашу, как будто подмигивая, на самом деле у него дергался левый глаз, но Саша этого еще не знала и подмигивала ему в ответ.

На столике в ванной появлялась знакомая банка, мама часто и рассеянно улыбалась, больше не говорила про паром и часами расчесывала себе и дочери волосы. Саша молилась, чтобы разноцветных таблеток хватило наподольше, такая мама была ей ужас как нужна, с такой мамой она готова была жить до самой смерти.

Так вот, если тронешь это дерево… — сказала Саша тем летом, и Младшая ничего не забыла. Спустя два года, после горючей, невыносимой ссоры, когда Саша застала ее за разглядыванием муранского бисера в маминой шкатулке и ударила по рукам так сильно, что бисер разлетелся по всей комнате, неуловимый, будто ртутные шарики, Эдна пошла в дальний конец сада и стала трогать яблоню, чтобы умереть.

Через час Саша обнаружила сестру в детской — вытянувшуюся на кровати, со сложенными на груди руками. Она постояла у дверей, но входить не стала, пусть пока умирает, подумала она, смерть, разумеется, полезная, но скучная штука, вроде рыбьего жира, так что Эдне непременно скоро надоест, и она воскреснет.

Но Младшая и не подумала оживать, она пролежала на своей кровати, поверх одеяла, до самого вечера, дрожа от холода — постояльцы, пожилая пара из Ридинга, съехали после обеда, и Саша не стала топить на ночь. Она сидела в гостиной с книжкой, завернувшись в старый шерстяной плед, дожидаясь шагов по лестнице, мелкого рассыпчатого топота, но шагов все не было, и спустя полчаса Саша тихо поднялась наверх, чтобы заглянуть в приоткрытую дверь.

Сестра лежала на зеленом стеганом покрывале без подушки, сильно запрокинув голову — пухлое белое горло напряглось, а шея казалась длиннее, чем была на самом деле. Ноги Эдны были разбросаны так широко, что под платьем виднелась детская складка, отличавшаяся от кукольной лишь едва заметным сгущением тени. Саша видела ее не в первый раз — еще год назад сестра играла в саду голышом, будто Араньяни [50] Араньяни — др. — инд. Aranyani , букв. «лес», от aranya, «лес», «пуща», в древнеиндийской мифологии богиня леса, мать лесных зверей. в своем лесу, но сейчас она вдруг поняла, что могла бы нарисовать это несколькими штрихами воскового мелка.

Как рисовала бы маковый бутон, покрытый невидимым пухом.

Или — сердцевину шампиньона. Или — войлочный испод листка мать-и-мачехи.

Есть трава мачиха, а ростет лапушниками, одна сторона бела и листочки накрест по земли тянутса, желто ж. Утолки мачихи и прикладывай ко главе на темя — всякую болезнь из главы вытянет.

В начале июня, когда Саша узнала, что Хедда врет, все вышло как будто случайно.

В тот день она доехала до Квадранта, вокзальной площади в Свонси, на почтовом автобусе и пошла пешком вдоль бесконечной набережной, которую здесь называли променадом.

Ранним утром, обнаружив забытую мачехой папку с рефератом: Характеристика средиземноморского региона , Саша даже обрадовалась. Ей давно хотелось прокатиться до Свонси, а реферат, как вчера жаловалась Хедда, нужно непременно сдать во вторник, после занятий.

Зачем хозяйке уэльской гостиницы писать двадцать две страницы про Лазурный берег, подумала Саша, открыла картонную папку и лениво полистала. Реферат был отпечатан на знакомой машинке, судя по западающим w и z — как только Хедда раскопала эту машинку в дальнем углу сарая, где лежали мамины вещи?