Иосиф Гольман - Вера, Надежда, Виктория

Машина у него стильная, хотя явно не новая.

– Ладно, я подумаю обо всем этом, – на прощание сказал он.

– А зачем вам нужно влезать? – задала наконец я наболевший вопрос. – Это ж не ваш геморрой. Может, вы в меня влюбились?

– Я что, похож на педофила? – поинтересовался профессор. – Кроме того, меня никогда не тянуло к блондинкам с маргинальным лексиконом. Так что незачет, – подытожил он.

– А в чем тогда дело? – Я намерена была довести это интервью до конца.

Он задумался.

– Запах денег, – наконец сказал профессор. – Я ощущаю запах денег.

Это уже было кое-что. Почему-то наш профессор всегда казался мне серьезным субъектом, несмотря на возраст его тачки.

Да и слухи про него ходили разные. Порой – удивляющие.

Я уже сделала шаг от машины, когда услышала заключительную реплику:

– А еще – не люблю, когда девушки плачут. Даже такие брутальные девушки.

Не удержался-таки – насчет брутальных.

Я вошла во вращающиеся двери метро и впервые после наезда на мамину компанию чуть-чуть расслабилась. Может, это и нелогично. Может, даже глупо – я ведь так мало его знаю. Но мне почему-то показалось, что мы с мамулей сегодня обрели неплохого союзника.

Маргаритке – шесть лет.

Она и в самом деле цветочек.

Нежная белая кожица, сквозь которую проглядывают жилки. Светлые, совсем короткие волосики вокруг худенького лица, на котором выделяются огромные голубые глаза.

Ни дать ни взять – ангелок. Еще бы банты большие, белые или розовые, на головку. Однако в такую прическу банты не вплетешь.

Впрочем, не стоить гневить бога, упрекает саму себя Лена, Маргариткина мама. Совсем недавно головка ее дочери была вовсе без волос, прямо голенькая. Маргаритка стеснялась, даже плакала, если приходилось выходить к незнакомым людям. Бабушка уж и платочки красивые ей надевала, и шапочки.

Но поди объясни ребенку, почему у всех ее подруг есть волосы, а у нее нет.

Однако и тогда Лена старалась не раскисать и не расстраиваться.

Потому что ей вовсе не хотелось бы вернуться еще на один год назад. Тогда и волосы у Маргаритки были роскошные, и дом у Лены был полная чаша. И сама Лена была – все подруги завидовали – мужней женой, модной красоткой, с хорошей работой, с планами на отпуск и с замечательными друзьями.

Друзья, слава богу, остались, хоть и не все.

– Вставай потихоньку, дочурка, – ласково попросила она Маргаритку. – Нам ехать долго, дядя Женя обещал нас пораньше забрать.

– Еще минуточку полежу, – попросила дочка. – А ты меня обними.

Хоть и торопилась Лена, но прилегла к Маргаритке на ее софу, обняла худенькое, еще слабое тельце, мягко прижала к себе.

Какое же это счастье!

Нет, ни за что Лена не захотела бы вернуться на полтора года назад: к достатку, комфорту, любящему мужу.

Потому что именно тогда выяснилось, что Маргариткина шейка болит вовсе не из-за усталости. И не от радикулита (она сначала так испугалась слова «радикулит» для четырехлетней малышки – теперь бы подтверждение той болезни показалось ей счастьем), а от непонятно откуда взявшейся напасти – саркомы. Опухоль напала на третий позвонок – прямо на шейке дочки. И разбросала ядовитые семена-метастазы вдоль всего позвоночника и даже в печень.

Лена помнила, как ее оглушил диагноз: рак, четвертая стадия.

Оглушил в прямом смысле слова: она смотрела на пожилую, тоже расстроенную докторшу, та шевелила губами, явно что-то объясняя, а слышно ничего не было.

Когда слух вернулся – поняла главное: болезнь опасна. Смертельно опасна. Но, в отличие от взрослых, более половины деток с таким диагнозом при соответствующем лечении и уходе выживают.

Лена даже помнила тот миг, когда приняла решение: ее дочь не умрет. Не то что она сделает все возможное для Маргаритки. А именно так: ее дочь не умрет. Лена весь мир поставит на дыбы, но Маргаритка останется живой.

Наверное, это было главное ее решение за всю жизнь. Жаль нестерпимо, что ей не удалось внушить то же самое подруге по несчастью – Сусанне.

Вспомнила Сусанну и ее маленькую Софию – слезы навернулись на глаза.

Сонечка была на год старше Маргаритки. Красивая армяночка, окруженная океаном любви: мама, папа, бабушки, дедушки, тетки – в палату заходили по очереди, потому что вместе просто бы не вместились.

Софина мама, Сусанна, такая же красивая, как дочь, плакала не переставая. Она худела вместе с дочерью, и силы покидали ее, так же как и Сонечку, хотя Сусанне не доставалось ни облучения, ни химии.

Сколько раз Лена говорила ей одно и то же: убеди себя в том, что Сонечка будет жить. И делай все, чтоб это произошло. Сусанна и делала все, что необходимо. Слава богу, хоть в деньгах у ее семьи не было недостатка. Все лекарства приобретали немедленно и в необходимых количествах, всех консультантов привозили, причем не только из Москвы и не только из России.

Но было такое чувство, что болезнь уже победила и Сусанна оплакивает свою ненаглядную кровиночку.

Так и вышло: на третий месяц Сонечка тихо ушла. Да и маму еле вытащили, проведя через ряд дорогостоящих восстановительных процедур.

Вообще, за год лечения из их палаты, подтверждая сухую медстатистику, увезли в морг троих детей. И теперь, наученная самым горьким опытом, какой только бывает у матерей, Лена еще больше, чем раньше, уверена: не прими она в тот ужасный день решения – и Маргаритки сейчас тоже не было бы на белом свете.

Ну, вроде собрались.

Марго одета тепло, но это не страшно: если в машине будет жарко – разденется.

– Масочку наденешь, кис? – просительно предложила Лена. Не дай бог ослабленному ребенку подхватить случайный вирус.

– Не хочу, мама, – расстроилась Маргаритка.

Конечно, не хочет.

Разве ее веселые сверстницы бегают по двору в защитных масках? Маргаритка устала от болезни, устала от проблем.

Что ж, пусть это будет еще одной проблемой мамы.

– Хорошо, дочка, – согласилась она.

Сначала сама убедится, что на лестнице никого нет. Женьку уже спросила – тот не кашляет и не чихает. Ну а маска все равно будет лежать наготове.

Снизу раздался сигнал.

Она посмотрела в окно – и не увидела Женькиных коричневых «Жигулей»-«классики». Вместо них во двор въехала довольно солидная иномарка.

Значит, подождем еще: на улице слишком сыро, и Лена не хочет рисковать, держа Маргаритку в некомфортных условиях.

Однако еще через минуту раздался звонок в дверь.

– Девушки, вы тут? – Голос у Женьки громкий, трубный даже. И сам он огромный, еле в «Жигули» влезает.

– Куда ж мы денемся? – улыбается Лена.

Женька – свой, перед Женькой не надо притворяться. И еще: он очень переживает за Маргаритку. Может, и не так, как за собственных близнят, но кто поставит ему это в вину? По крайней мере, свой отгул он потратил на то, чтоб отвезти их с Маргариткой в Москву, на Каширку.