Иосиф Гольман - Вера, Надежда, Виктория

– Почему же не попробовала?

– Испугалась. Ребенок почти наверняка бы умер. Прямо под скальпелем. А меня почти наверняка бы посадили. И времечко как раз было подходящее. Слышала про врачей-вредителей? А тут – сын академика-оборонщика. К тому же за мной уже числился неприятный эпизод.

…Господи, сколько ж умных людей советовали не рыться в старых шкафах! Ведь в них всегда спрятаны старые скелеты. Но теперь следовало идти до конца.

– Какой такой на тебе мог быть эпизод? – спросила я. – Ты же самая фанатичная фанатичка медицины!

– Моя медсестра перепутала концентрацию инсулина – тогда им лечили и воспалительные процессы. Ввела больному восьмикратную дозу. Когда я прибежала, больной был близок к коме. Бледный весь, профузный пот по всему телу. Дрожь. Гипогликемия, вызванная инъекцией. Я едва спасла человека. А в моем личном деле появилась соответствующая запись.

– А почему ты должна отвечать за ошибку сестры?

– В то время все отвечали за всё, – криво усмехнулась Вера Ивановна.

Мы некоторое время помолчали.

– Бабуль, – сказала я наконец. – Если б ты хоть чуть-чуть верила в спасение ребенка, ты бы прооперировала его, невзирая ни на какую тюрьму. Что, я тебя не знаю, что ли?

– Ты меня спросила – я тебе ответила, – глухо сказала моя железная Вера Ивановна. Точнее, как я думала раньше – железная Вера Ивановна.

Писать дальше мне что-то расхотелось, да и Бабуля уже устала.

Весьма кстати прозвучал звонок в нашу дверь.

Я побежала открывать. О чудо! – передо мной стоял Ефим Аркадьевич Береславский. Собственной персоной.

– Надежда Владимировна дома? – осведомился он.

– Да вроде, – сказала я.

Ну, мамуля! А меня предупредить о визите такого специального гостя нельзя было?

А вот и Надежда Владимировна.

– Заходите, Ефим Аркадьевич.

Собственно, чего я удивляюсь, сама же их и познакомила.

Они устроились в мамином кабинете, даже не пригласив меня.

Мне это не понравилось: дела Надежды Владимировны интересовали меня не меньше, чем мои собственные. Точнее, это и были мои собственные дела.

А потому следовало попытаться войти в число действующих лиц. Даже если меня не приглашали.

Я решила коварно использовать с этой целью Бабулю. Приготовив четыре чашки чаю, я поставила их на поднос и, сопровождаемая верной Верой Ивановной, без стука вошла в кабинет. Не выгонят же они пожилого человека!

Мама с Береславским сидели в креслах вокруг журнального столика. Я поставила на столик поднос, подтащила к нему два пуфика, и мы с Бабулей нагло уселись рядом.

– Вот такие у меня родственнички, – усмехнулась Надежда Владимировна. – Никакого интима.

Впрочем, Ефим Аркадьевич от отсутствия интима в данный момент не страдал. Страдал он от соплей. Причем от такого их количества, что у него кончался уже четвертый бумажный платок. И меня искренне интересовало, что он будет делать, когда кончится вся пачка.

– Надюша, – вдруг сказала Бабуля. – Я в твой бизнес никогда не лезла, но сейчас мне бы хотелось знать, что там происходит.

– И мне, – пискнула я. Один на один с Надеждой Владимировной я бы по такому вопросу встречаться не решилась.

Береславский, кстати, был у нас уже трижды: они, по понятным причинам, не хотели общаться на маминой или его работе. Но с Бабулей он сегодня встретился впервые.

– Меня зовут Ефим Аркадьевич, – представился мой препод Вере Ивановне.

– А меня – Вера Ивановна.

– Я думаю, ваши близкие вправе знать суть происходящего, – сказал Береславский, обращаясь к моей маме.

– Наверное, – неохотно согласилась она.

Да, похоже, действительно что-то назревает.

Профессор напыжился и сделал краткий доклад, сколь академичный, столь и всеобъемлющий. Про властную вертикаль, «откаты» и бандитов рассказал так, что впору диссер защищать.

– Мы можем чем-то помочь? – не выдержала я. Мамуля по-прежнему держала меня за бесполезную в драке девчонку. А это было вовсе не так. К тому же разве не я ее познакомила с Ефимом Аркадьевичем?

– Можете, – любезно ответил за мамулю Береславский. – Предстоит серьезная работа. С той стороны – ребята с дурными манерами. А вы – наше слабое звено.

Очень любезно, ничего не скажешь. И что он предложит, наше сильное звено?

– Поэтому, – спокойно, как лекцию читал, продолжил Ефим Аркадьевич, – вы должны быть готовы к тому, чтобы на время – но очень быстро – эвакуироваться. После исхода тендера можно будет выдохнуть.

– Поняла, голубчик, – Вера Ивановна не захотела-таки называть профессора Ефимом Аркадьевичем. – А теперь послушайте меня. Я всегда говорила Надюше, чтобы та вышла из своих опасных игр. Я всегда была против ее возвращения в бизнес. По крайней мере в России. Но дети никогда не слушают своих родителей. Что в принципе нормально.

Я заметила, что мама как-то облегченно вздохнула. Ай да Вера Ивановна!

– Однако и дети не должны требовать от родителей того, что не смогли бы сделать сами, – спокойно закончила Бабуля.

– Что ты имеешь в виду? – спросила мама.

– Что я не зря околачивалась здесь три часа. Я слышала, как ты договаривалась о встрече с этим юношей.

Береславский смущенно закрутил лысиной – похоже, давненько его не именовали юношей.

– И я хочу участвовать в ваших делах. Или, по крайней мере, знать, что они собой представляют и чего нам от них ждать, – завершила свое выступление Бабуля.

В ответ Ефим Аркадьевич произнес еще одну речь. Гораздо более краткую, но гораздо более конкретную.

Что работа идет. Что первый натиск врагов отбит. Что второй, если он состоится, скорее всего, их (то есть нашу сторону) погубит, а потому затевается несколько, так сказать, военных хитростей. Что шансы выиграть тендер малы, но это надо сделать, потому что слишком многое уже поставлено на карту.

Закончил опять призывами быть готовыми к эвакуации. В качестве примера привел жену и дочку, которых, если станет слишком жарко, он тоже на время выведет из игры.

Бабуля слушала мэтра с прикрытыми глазами. Я даже грешным делом подумала, что возраст взял свое и она прикорнула. Но это было не так.

– Теперь послушайте меня, – сказала она. – Либо мы с Вичкой участвуем – как люди, а не как ценный багаж.

– Либо? – уточнила мамуля.

– Либо я обращусь во все службы, газеты, ЕС, ООН с теми фактами, которые вы мне сейчас поведали. Свободного времени у меня много.

– И чего вы добьетесь? – уважительно поинтересовался Береславский. – Что справедливость восторжествует?

– Нет, – отрезала Бабуля. – Справедливость вряд ли восторжествует. Но, по крайней мере, вы точно проиграете все.

– Так в чем же цимес? – не понял мой профессор.

Я, кстати, тоже не поняла.

– В том, что, если поднять много шума, вы проиграете окончательно и бесповоротно. А лузерам никто не будет мстить.