Наталья Нестерова - «Конкурс комплиментов» и другие рассказы от первого лица (сборник)

Особо подчеркну: в квартире я пребывала не одна. Муж и дети – на работе, но в наличии имелись мои мама и сестра, а также приехавшая в гости родственница. Иными словами, Василию Петровичу рассчитывать на интимную обстановку не приходилось, но он упорно заявлялся по утрам.

Возмутилась моя сестра.

– Почему к тебе повадился сантехник? – строго спросила Тамара.

– Он – не просто сантехник, – печально ответила я, – он – сантехников начальник. – И тихо добавила: – Мочалок командир.

– Какая разница? И это не первый сантехник в твоей жизни! – напомнила сестра.

Каюсь, было. Еще на старой квартире. Как-то потек унитаз, я вызвала слесаря. Он пришел, что-то резко дернул, сливной бачок стал боком.

– Менять надо ВСЕ! – вынес приговор слесарь. А потом попросил: – Чайком не угостите?

Разве откажешь человеку? Сидим, пьем чай. Один час сидим, второй пошел… Сантехник рассказывает, как в школьные годы пел в детском хоре радио и телевидения. Я киваю и внутренне переживаю надвигающуюся катастрофу. У нас семья из пяти человек, плюс сестра с мужем временно живет. Итого семеро, при неработающем унитазе – настоящее экологическое бедствие. А сантехник мне подробно репертуар детского хора описывает, кое-что даже спел…

Пришел Тамарин муж. Я бросилась в прихожую, прижала руки к груди, панически зашептала:

– Коля! Катастрофа! Бедствие! Цунами! Унитаз не работает, а сантехник на кухне песни поет!

– Почему ты его не выставишь? – разумно спрашивает Коля.

– Как я могу выгнать человека, которого угощаю? Кроме того, похоже, человеку некому душу излить, негуманно его прерывать.

– Гуманистка! – обозвал меня Коля. Заглянул в туалет, показал пальцем на унитазную конструкцию, спросил: – Какой козел бачок своротил?

– Тише! – прижала я палец к губам. – Он на кухне.

Коля распахнул дверь на кухню, осмотрел уютно устроившегося сантехника и грозно процедил:

– Подкрепился? Теперь двигай отсюда!

На обиженное сопротивление слесаря, мол, мы тут с Натальей хорошо беседуем, Коля отреагировал грубо:

– Выметайся! Мастер!

Провожая сантехника до двери, я корчила извинительные гримасы, чтобы компенсировать нанесенный моральный удар.

В случае с Василием Петровичем сестра вновь предложила услуги своего мужа Коли.

– Нет! – отказалась я. – У Василия Петровича маршальский жезл.

– Чего-чего? – удивилась Тамара.

– Штука, которой воду всему подъезду отключают. Обидим Василия Петровича, а завтра у нас смеситель полетит. Сантехников начальник станет в позу и жезл не даст. Томочка, ты, пожалуйста, не рассказывай ни моему мужу, ни своему, ни детям, что ко мне изредка каждый день сантехник ходит! Я сама справлюсь, без посторонней грубой мужской помощи, знаю, как действовать.

А действовать уже пришло время, потому что Василий Петрович решил покончить с церемониями, стал называть меня по имени, из Натальи Владимировны я превратилась просто в Наташу. Его же, соответственно, было предложено называть по-дружески Васей.

К очередному приходу Василия Петровича я готовилась по медицинскому справочнику для сельских фельдшеров. Начало визита было традиционным: звонок в дверь, тапочки, расческа, кофе, бутерброды. Забыла упомянуть о теме наших бесед с Василием Петровичем. Собственно, тема была одна – биография Василия Петровича (как и у первого сантехника – очевидно, профессиональная особенность). К моменту, когда я решила визиты прекратить, мы добрались до его службы в армии.

Уяснив, в чем заключается разница между боевой и политической подготовкой, я мягко подвела к сумме прожитых лет.

– Мне сорок исполнилось, – сообщил Василий Петрович.

– А мне – пятьдесят восемь, – с ходу прибавила я пятнадцать лет и смущенно потупилась (врать нехорошо).

Надо отдать должное Василию Петровичу: он оторопел, уставился на меня в полнейшей растерянности, из открытого рта вывалился кусочек недожеванной сырокопченой колбасы.

– Надо же, как сохранилась! – проговорил он.

Точно я была отрытой из-под земли античной статуей с минимальными повреждениями.

– Это потому, что больная, – пояснила я. – На пенсию ушла по комплексу заболеваний. Больные часто внешне выглядят свеженькими, а внутри!

И принялась перечислять свои «хвори». Начала с ларингита и фарингита, подробно растолковала разницу между ними (мелкая месть за боевую и политическую подготовку) и способы лечения.

– При фарингите надо обязательно закапывать масло в нос, чтобы размягчались голосовые связки. Но только не облепиховое! Оно сушит горло! Самое лучшее – масло шиповника…

От заболеваний ухо-горла-носа я перешла к бронхотрахеиту, потом вспомнила все, что читала про эмфизему, следом настала очередь сложного комбинированного порока сердца…

Если обычно Василий Петрович видел на моем лице деликатную улыбку, я вежливо кивала в ответ на его рассказы, то теперь Василий Петрович лицезрел «пожилую» даму в состоянии возбужденного словоизвержения. Меня несло, симптомы, диагнозы, методы лечения сыпались без остановок и пауз. Василий Петрович и междометия не мог вставить в поток моей «медицинской исповеди». Он ерзал на стуле, кряхтел, покашливал, смущенно стрелял глазами по сторонам, а меня знай несет.

Делясь своими сомнениями по поводу того, заменять ли бракованный от природы клапан в сердце на искусственный, я думала: «Экий ты, дружок, Василий Петрович, крепкий! Так мы и до женских болезней доберемся. Гинекологией я тебя точно додавлю!»

Не пришлось. Василий Петрович сломался на заболеваниях органов пищеварения. Пробормотал что-то вроде «мне пора» и рванул на выход. Пока он переобувался, я продолжала трындеть:

– Воспаление желудка – это гастрит, раньше его катаром называли. А дуоденит – это воспаление поджелудочной железы. Плохо, когда они вместе выступают, как у меня – гастродуоденит. Лечение трудно подобрать, потому что воспаление печени – холецистит – многие лекарства исключает.

– Вы… это… выздоравливайте! – попрощался Василий Петрович и рванул вниз по ступенькам, как ошпаренный.

А я испытывала легкое чувство досады из-за невысказанного. Напрасно читала про заболевания нервной системы, толстого и тонкого кишечника, столько могу поведать про врожденные вывихи…

Визиты Василия Петровича, ясное дело, прекратились. Мои сыновья удивлялись: «Странный этот Василий Петрович. Каждый раз, когда во дворе сталкиваемся, он спрашивает, как здоровье мамы, качает головой и скорбно добавляет: какая женщина!» Со мной Василий Петрович здоровается издалека, мы ручкой друг другу машем. Наверное, боится, что я схвачу его за грудки и буду терзать каким-нибудь менингитом.

Богатый опыт общения с сантехниками привел к тому, что, как только намечается визит слесаря в нашу квартиру, я под любыми предлогами стараюсь улизнуть из дома.