Филип Рот - Немезида

— Я бесстрашный Мише-Моква, — рычал Джером из-под шубы. — Я могучий горный гризли, владыка всех западных прерий!

Охотников возглавлял Шелли Шрайбер — он тоже был из коттеджа Бакки. Позади него громко стучали барабаны, на его раскрашенном лице играли отсветы костра, и он провозгласил:

— Со мной мои отборные воины! Мы идем охотиться на Мише-Мокву, на Великого Медведя гор, который опустошает наши пограничные угодья. Мы наверняка отыщем его и убьем!

Тут младшие мальчики подняли крик:

— Убей его! Убей его! Убей Мише-Мокву!

Охотники издали боевой клич, изображая в танце медведей на задних лапах. Потом, демонстративно обнюхивая землю, пустились по следу Великого Медведя. Когда они добрались до него, он издал зычный рев, заставив малышню на ближних скамейках завизжать от страха.

— Эй, ты, Мише-Моква, — сказал предводитель охотников, — вот мы и нашли тебя. Если ты не выйдешь на бой, прежде чем я досчитаю до ста, я повсюду ославлю тебя как труса!

Вдруг медведь кинулся на них, и под одобрительные вопли зрителей охотники исколошматили его до бесчувствия дубинками из соломы, обернутой в мешковину. Когда он растянулся на земле в своей шубе, охотники пустились вокруг Мише-Моквы в пляс, по очереди хватая его за безжизненную лапу и крича: "Хау! Хау! Хау!" Зрители вопили не умолкая: их восторгу перед убийством и смертью, которыми они оказались окружены, не было предела.

После этого двое вожатых, низенький и высокий, назвавшиеся Короткое Перо и Длинное Перо, принялись рассказывать сказки о зверях, от которых младшие мальчики вскрикивали в притворном ужасе, а потом мистер Бломбак, сняв головной убор с перьями и положив его рядом с трубкой мира и боевой дубинкой, минут двадцать пел с ребятами обычные лагерные песни, остужая их возбуждение от буйной игры в индейцев. Затем он сказал:

— А теперь послушайте главные военные новости за неделю. Вот что происходило за пределами Индиан-Хилла. В Италии британская армия переправилась через реку Арно и вошла во Флоренцию. На Тихом океане войска Соединенных Штатов вторглись на Гуам, а Тодзио…

— Бу-у! Бу-у, Тодзио! — закричали несколько старших мальчиков.

— Тодзио, премьер Японии, — продолжил мистер Бломбак, — был смещен с поста начальника штаба японской армии. В Англии премьер — министр Черчилль…

— Ура, Черчилль!

— …предсказал, что война с Германией может окончиться раньше, чем ожидалось. А у нас в стране, в городе Чикаго, штат Иллинойс, президент Рузвельт, как многие из вас знают, был на съезде Демократической партии выдвинут на четвертый срок.

Тут добрая половина ребят вскочила на ноги с криком:

— Ура! Ура, президент Рузвельт!

Кто-то бешено застучал в один из тамтамов, другой принялся трясти трещоткой.

— А теперь, — сказал мистер Бломбак, когда опять стало тихо, — помня об американцах, которые воюют в Европе и на Тихом океане, и помня о том, что у многих из вас, мальчики, как и у меня, родные несут военную службу, мы споем предпоследнюю на сегодня песню у нашего лагерного костра: "Боже, благослови Америку". Мы посвятим ее всем, кто сейчас сражается за нашу страну за ее пределами.

После того, как все стоя пропели "Боже, благослови Америку", мальчики развели в стороны руки в бахромчатых рукавах, каждый взялся за плечи двух других, и, раскачиваясь целыми рядами — так, что соседние ряды двигались в разных направлениях, — они затянули "До будущей радостной встречи", гимн товариществу, которым мирно завершался каждый Индейский вечер. Когда эта песня перед разъездом по домам звучала последний раз за лето, у многих глаза были на мокром месте.

Между тем Бакки, единственный из всех, прослезился от "Боже, благослови Америку": нахлынули горькие чувства из-за гибели во Франции его замечательного друга. Бакки на протяжении всего вечера старался, как только мог, следить за происходящим у костра и прислушиваться к тихим комментариям Дональда, но по-настоящему он мог думать только о смерти Джейка и о жизни Джейка, обо всем, чего он мог бы добиться, останься он жив. Пока мальчики охотились на Великого Медведя, он вспоминал соревнования между колледжами штата весной сорок первого, когда Джейк установил рекорд не только Панцеровского, но и всех колледжей страны, толкнув ядро на пятьдесят шесть футов три дюйма. "Как вам это удалось?" — спросил его репортер из "Ньюарк стар-леджер". Широко улыбаясь — и поблескивая в сторону Бакки призом с крохотной бронзовой фигуркой толкателя ядра, застывшего в момент вылета из руки тяжелого шара, — Джейк объяснил ему. "Проще простого, — сказал он, подмигнув. — Левое плечо поднять высоко, правое еще выше, правый локоть еще-еще выше, правую кисть совсем высоко. Такая вот метода. Если ей следовать, оно само полетит куда нужно". Проще простого. Для Джейка все было проще простого. Он конечно же толкал бы ядро на Олимпийских играх, женился бы после демобилизации на Эйлин, получил бы тренерскую работу в колледже… С таким талантищем — кто бы его остановил?

После прощальной песни ребята парами двинулись следом за своими вожатыми вниз по склону, огибая догорающий костер, который двое младших вожатых остались тушить. В руках у мальчиков мерцали, вспыхивали, пропадали в лесной тьме фонарики, время от времени кто-нибудь издавал боевой клич, и некоторые из младших, закутанных в одеяла и все еще завороженных зрелищем костра, ликующе вопили: "Хау! Хау! Хау!" Другие, наводя фонарики себе на лицо снизу вверх, гримасничали и таращили глаза, изображали из себя чудовищ, чтобы последний разок попугать друг друга перед концом Индейского вечера. Еще чуть ли не час от коттеджа к коттеджу носились, словно отражаясь эхом, детский смех и хихиканье, и даже когда все уже спали, в лагере еще чувствовался запах древесного дыма.

Шесть безмятежных дней спустя — лучших дней в лагере за весь сезон, дней, когда повсюду щедро разливался золотой июльский свет, великолепных горных летних дней, неотличимых друг от друга, — в три часа ночи кто-то рывками, судорожно, как будто ноги были закованы в цепи, проковылял в уборную коттеджа "Команчей". Кровать Бакки была в конце ряда как раз у стены уборной, и он проснулся оттого, что услышал, как там кого-то рвет. Он нашарил под кроватью очки и оглядел спальню, чтобы понять, кто это. Пустовала кровать Дональда. Бакки встал и, приблизив губы к двери уборной, тихо произнес: — Это Бакки. Тебе нужна помощь?