Иосиф Гольман - Счастье бывает разным

За эти два месяца много чего произошло в жизни Екатерины Воскобойниковой. И не только в личной.

Она — неожиданно для себя — стала заместителем министра, то есть перешла из страта, в котором решения обдумывали и готовили, в страт, где задачи, собственно, ставились, а затем — после теоретической проработки — велось их реальное исполнение.

А еще — она перешла работать в узкое, донельзя концентрированное пространство, где текли, сливались, расходились и перехлестывались огромные финансовые потоки огромной страны, на которые алчно взирало множество глаз и к которым — с недвусмысленной целью — тянулось множество рук.

Зачем она согласилась — до сих пор не понимает. Хоть вроде бы отвечает в основном за те же вопросы научного обеспечения принимаемых решений, но работа в правительстве — это работа в правительстве.

Возможно, надо было сказать — нет. Однако с детства полученные навыки и душевная закалка не позволили отказаться.

«Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, помчат машины в яростный поход».

Строчки перепутаны, но смысл не исказился.

На самом деле в советском поэтико-идеологическом арсенале есть много сходных сентенций, иллюстрирующих данную ситуацию. Самая прямая: «Партия сказала — надо, комсомол ответил — есть». А раз комсомол ответил, то чего теперь жалеть.

Катя и не жалела.

Времени и раньше чудовищно не хватало. Сейчас же она даже спать научилась в машине и в самолете. Раньше не могла писать на компе во время движения — сразу начинало укачивать. Сейчас может.

Хорошо хоть дети выросли. А то б вообще знали маму только по портретам да теленовостям.

Нынешней же семейной жизни такая ее загрузка особо не мешала. Басаргин сам был загружен не меньше, мотаясь по своим многочисленным комбинатам, областным администрациям, правительственным кабинетам.

Они встречались за это время раз шесть, не больше. И еще дважды — не сговариваясь — на приемах: первый раз — в индийском посольстве, второй — на международной конференции по стратегическому инвестменту.

Второй раз уже было смешно.

Оба раза, конечно, переезжали в один номер. Басаргинский. Катя не могла переступить некие, привитые в семье, ценности, и ее номер был недостаточно велик для басаргинского дорожного багажа. Иван же никогда не морочился с такими мелочами, как деньги.

Катя вспоминала, что он и в бедную студенческую жизнь мог просадить полстипендии на букет роскошных роз.

Да уж, Иван, молниеносно перескочивший с десяток этажей социальной лестницы (у многих жизнь уходит, чтоб переползти на следующий, а большинство так и умирают, где родились), вообще игнорировал некоторые непреодолимые для Катерины вещи.

Так, например, у него в системе работал бывший губернатор, которого он за большие деньги отмазал от тюрьмы.

— Зачем он тебе? — удивилась Воскобойникова, когда узнала. — Он же хапуга из хапуг. За всю жизнь ничего стоящего не создал.

— И не надо, — засмеялся Басаргин. — Я ему другие цели определил.

— Какие? — не понимала Катя.

— Он все про всех знает — первое, — начал загибать толстые пальцы Иван. — Он не продаст, потому что его все ненавидят, — второе. Третье — нынешний губер видит, что и для него может быть завтра создан запасной аэродром. И умеряет сегодняшние аппетиты. А вообще — пальцев не хватит, чтоб объяснить, зачем этот хмырь мне нужен.

— Все равно неприятно с ним работать, — брезгливо повела носом Воскобойникова. — Даже если ты прав.

— А я с ним и не работаю, — уже серьезно сказал Басаргин. — Я с ним обеспечиваю возможность работать другим. Гораздо более созидающим личностям.

Несколько раз Иван просил Катю помочь в своих делах. Когда дело касалось только знакомства и представления, Воскобойникова не отказывала. Однако лоббировать невыгодное стране решение — но весьма выгодное для империи Басаргина — отказалась наотрез.

Это, наверное, и была их первая серьезная размолвка.

— Пытаешься быть святее папы? — усмехнулся Иван.

— Нет, — спокойно ответила Катя. — Пытаюсь просто честно выполнять свою работу.

— А про твоего министра хочешь расскажу? — предложил Басаргин. — Минут на сорок хватит. И статей на двадцать. Уголовного кодекса. А уж лет — не сосчитать.

— Не хочу, — отказалась Катя. — Наверное, ты прав. Но то, что я лично для него — и с ним — делаю, стране точно полезно.

— То, что ты делаешь, — не сомневаюсь, — скривил губы Иван. — Но ты вокруг-то посмотри.

— А зачем? — спросила Воскобойникова. — Зачем мне смотреть вокруг? Чтобы модернизировать свои взгляды? Мне еще отец говорил — у каждого своя совесть.

— Ага. И на воротах Освенцима тоже было написано: «Каждому — свое».

Катя не захотела продолжать этот разговор.

Все она знала.

Все понимала.

Но каждый действительно выбирает для себя. Ей комфортно не воровать и не химичить. И во власти, кстати, отнюдь не одна она такая. Просто власть, утеряв противовес в лице реальной оппозиции, утеряла и единственный реально сдерживающий коррупцию фактор.

Но тут она уж точно ничего поделать не может. На митинги с оппозиционерами не пойдет. И оппозиционеры, имеющиеся на данный момент, ей конкретно не по душе. И сами митинги тоже.

Каждый выбирает сам. Вадька вон выбрал российский флот. Чистов выбрал детей и Катю. Майка — гигантскую интернациональную компанию.

Катя — служение по мере сил и за очень хорошие деньги в администрации страны. А Басаргин — построение страны личной, живущей не только по российским, но и по басаргинским законам.

Что ж, это его право.

А ее право — не делать то, что считает неправильным.

Теперь — о семейной жизни.

Ее новая семейная жизнь складывалась не то чтобы непросто, но, скажем так, нестандартно. Про то, что редко виделись, — понятно. Однако Вадька, когда станет командиром океанского корабля, тоже будет по нескольку месяцев не видеть свою Тамару. Правда, у них наверняка общий кошелек. С Иваном так сделать сложно. Он с ней на тему денег вообще ни слова не сказал. Просто его курьер привез конверт, а в нем — платиновая карта известного банка, оформленная на ее имя.

С этим же курьером эта самая карта и уехала назад.

С семейным гнездом пока тоже не сложилось.

Басаргин наотрез отказался переезжать в квартиру чрезвычайного посла. Катя вообще заподозрила, что Иван так и не простил послу недоверия насчет басаргинского будущего. Именно так: не то, что Катю удержали, а то, что величия Ивана не прочувствовали своевременно.

Катя тоже не хотела жить хоть и в роскошном, но гостиничном номере.

Иван обещал подумать насчет дома. Однако дом, даже при наличии больших денег, все равно не быстрая песня. Да и ездить из загорода на работу Катерине не хотелось.