Иосиф Гольман - Счастье бывает разным

Последнее — шутка.

Да, резво времечко побежало.

До сорока оно тоже не тормозило, но как-то все было поразмереннее. А здесь дней вообще не замечаешь, недели и месяцы пролетают слитным строем, а года хоть и успеваешь отсчитывать, но как-то уж слишком быстро.

Итак, что имеем на выходе? Итог, надеюсь, не окончательный, но уже есть что подсчитывать.

Я знаю, меня за глаза дразнят императором. Кто с уважением и почтением, кто с сарказмом. А мне нравится. Я и есть император. По моей воле строятся заводы и города. По моей воле люди получают образование и работу.

Единственно — я не казню и не милую. Но открыто ссориться со мной умные люди и так не станут, себе дороже. Лучше показать в спину кукиш и выговорить слово «император» с легкой ненавистью. Или с нелегкой.

Ничего, стерпим. Это тоже часть венценосной профессии.

Да, я строю империю, в России, и не только: завтра встреча с перспективным южноафриканцем.

Да, я знаю — империи не вечны. Моя тоже когда-нибудь падет. Даже знаю когда: через несколько месяцев после моей смерти. Куча желающих налетит делить нажитое. Государство, понятное дело, вмешается. Оно же не бесплотное, государство-то. Там тоже люди. И тоже — желающие.

Но, во-первых, это после моей смерти. А во-вторых, создать и руководить империей — пусть даже недолго — куда прикольнее, чем ничего не создать и ничем не руководить. От большинства людей после смерти остается в лучшем случае надгробный памятник.

— Иван Петрович, может, все-таки начнем? — Кудяков не выдержал, подкатил-таки со включенным «Эпплом».

— Я сказал — позже. Через пятнадцать минут.

Императору можно не повышать голоса, и так услышат. Сашка уполз на брюхе, угодливо улыбаясь. Та еще штучка. Вот кто уж точно спляшет на моих костях. Но — чертовски умен и проворен. Один заменяет половину департамента развития. Ловок, циничен и поразительно быстро перенимает все, что умею я. Работать с ним в паре — удовольствие.

Лет через пять он станет реально опасен и придется думать, как избавляться от его общества. Впрочем, пять лет — это очень много. Так что мы еще немало наворочаем с этим самородком.

Ладно, пятнадцать минут вовсю тикают, а мне еще надо успеть подумать о смысле жизни.

Неплохой жизни, скажем прямо.

Жаль, не видят родители, чего добился их сын. Ну что бы им пожить еще лет пятнадцать?

И очень жаль, что не видит чрезвычайный и полномочный.

Иван Басаргин от личного здоровья отвалил бы покойному несостоявшемуся тестю кусок, лишь бы увидеть, как скрытое презрение в его дворянских глазах — даже документы сохранил, не побоялся чекистов — сменится удивлением и подобострастием.

Нет, подобострастием не сменится, однако и удивление в глазах бывшего тестя тоже бы дорогого стоило.

Еще бы неплохо иметь наследников. К сожалению, не сложилось. А может, к счастью. Столько приходилось слышать о беспутных отпрысках своих партнеров и коллег по бизнесу, что черт его знает, как лучше — «иметь или не иметь».

К тому же Катина дочь, скорее всего, сделана с моей помощью, я почти уверен в этом. Жаль, что юная стервочка — характер у нее точно не чистовский — отвергает все попытки сближения.

Впрочем, и так все неплохо.

Вон, аж две женщины за императором бегают.

Одна — олицетворяет прошлое.

А вторая что? Будущее? Вряд ли.

Хотя — сдал я ее вроде как товар, на хранение с правом реализации. А этих узких, ничего не выражающих глаз стало не хватать. Потому как они очень немало выражают. Мне даже кажется, я уже научился чувствовать ту бешеную огненную силу, что скрывается за восточной непроницаемой оболочкой.

Может, обратно позвать?

Она пойдет, я уверен.

Надо сосредоточиться на главном. О чем там думалось несколько минут назад, про памятник? Что от большинства людей больше ничего и не остается. А от меня, Басаргина, останется: заводы, дворцы, пароходы.

Или опять не в этом смысл жизни?

Как-то больше не хочется размышлять на такую скользкую тему.

Закрываем лавочку, тем более что встреча в Шанхае и в самом деле многое может продвинуть.

Он поманил толстым пальцем сразу рванувшего к нему Сашку и приготовился к своей обычной императорской службе.

Прошло три недели.

И вновь — Шереметьево.

И вновь — все тот же аэрофлотовский рейс Москва — Нью-Йорк.

Только тогда Чистов летел к беременной дочке, а сейчас — еще и к внуку: через день мальчика будут крестить.

Ну, и, кроме того, есть существенные различия.

В прошлый раз де-факто разведенный отец летел к собравшейся разводиться дочери. Сейчас Майка уже официально свободна, а Чистов свое семейное положение до сих пор не может точно определить.

С тех пор, как они с Катей вернулись из Ниловой пустыни, Воскобойникова ни разу ему не позвонила. Это не значит, что они не общались, — Чистов-то набирал ее номер регулярно. Иногда даже почти дружески беседовали, особенно если Екатерину Степановну не одолевали государственные заботы.

И один раз даже почти встретились, точнее — договорились о встрече.

Как давным-давно — в саду «Эрмитаж»: летом там замечательно. Да и джазовый вечер тоже обещал многое — Чистов с юности любил хороший старый джаз.

Договориться-то договорились, после чего Катя спросила, не собирается ли он взять на свидание свою ужасную собаку. Он ответил, что в данном случае — нет, но Фунтик вовсе не ужасен, она же его совсем не знает.

Короче, слово за слово — и джазовый концерт в летний вечер прошел без них обоих.

Следующая встреча должна была состояться сегодня.

По крайней мере, Чистов купил два билета до Нью-Йорка — Катя вроде бы изъявила желание прилететь на крестины. И вот сейчас он стоит у стойки регистрации, прошли уже все пассажиры, кроме него и Катерины. На звонки ее телефон не отвечает: вне зоны досягаемости.

Еще пара минут — и ему придется лететь одному: не омрачать же Майке праздник!

Владимир посмотрел на часы, потом — на явно недовольную регистраторшу, давно кидающую на него сердитые взгляды.

— Сейчас я подойду, — сказал он ей.

Девушка, не ответив, отвернулась.

Он досчитал про себя до ста и пошел к стойке.

Уже протянув паспорт, все-таки не вытерпел, обернулся.

Катя бежала с максимально возможной для ее каблуков скоростью. Небольшой стильный чемоданчик нес водитель, вышагивавший чуть быстрее, чем она бежала.

— Дождался-таки, — оценила она терпение бывшего мужа. — Молодец.

Вид у нее был сердитый, и Чистов испугался, что следующий вопрос будет про Фунтика. Однако Катя, отпустив водителя, судорожно искала в сумочке свой загранпаспорт. Впрочем, это вовсе не исключало того, что разговор о Фунтике все-таки состоится.