Филип Рот - Грудь

Мое тело, главным образом, состоит из жировой ткани. Один его край закруглен как кончик дыни, другой завершается выступающим на пять дюймов соском цилиндрической формы с семнадцатью дырочками, каждая из которых вдвое уже отверстия мочеиспускательного канала на мужском члене. Мне объясняют, что это протоки молочной железы. Насколько я в состоянии понять без помощи диаграмм (ведь я слеп), эти протоки ведут к долям, состоящим из млекообразующих клеток, откуда молоко поступает к поверхности обычной груди, когда ее сосут или механически доят.

Моя плоть молода и упруга, меня все еще считают представителем белой расы. Мой сосок имеет розоватый цвет. Это последнее обстоятельство меня удивляет, так как в моей предыдущей инкарнации я был ярко выраженный брюнет. Я сказал проводившему обследование эндокринологу, что нахожу это куда менее «необычным», чем некоторые иные аспекты моей трансформации, но ведь я-то не эндокринолог. Моя ирония была горькой, но в конце концов это была все-таки ирония, и на этом основании можно было сделать вывод, что я начал «приспосабливаться» к своему новому состоянию.

Мой сосок имеет розоватый оттенок — точно такой же, как и пятно, которое я обнаружил у основания пениса, стоя под душем той ночью, когда все и произошло. Поскольку отверстия в соске служат мне чем-то вроде рта и ушей — по крайней мере, посредством соска я разговариваю с окружающими и кое-как слышу, что происходит вокруг меня, — я поначалу решил, что в сосок превратилась моя голова. Однако врачи выдвигают иную гипотезу — во всяком случае, в текущем месяце. Чтобы иметь надежные конкретные данные, подтверждающие ее, они считают, что морщинистая затвердевшая кожа соска — которая, надо полагать, весьма и весьма чувствительна к прикосновениям, как никакая часть лицевой части головы, включая и краешек губ, — образована из крайней плоти пениса. Говорят, что и розоватый околососковый кружок с мускулатурой, напрягающей сосок, когда я возбужден, трансформировался из ствола пениса под воздействием (по мнению ряда специалистов) мощного вулканического извержения «маммогенной» секреторной жидкости из гипофиза. Два тонких волоска красноватого цвета растут из небольших холмиков по краям околососкового кружка. Они, наверное, выглядят странно. Какой они длины?

— Ровно семь дюймов.

Горько иронизирую:

— Мои антенны. — Потом с недоверием: — Пожалуйста, потяните за один из них.

— Если хотите, Дэвид, я осторожно его потяну.

Доктор Гордон не лгал. Волосок из моего тела выдрали. Я испытал знакомое ощущение и захотел умереть.

Конечно, после моего превращения прошло несколько дней, прежде чем я пришел в сознание, и еще одна неделя, прежде чем мне сообщили нечто большее, чем просто «вы очень больны» и «у вас эндокринный дисбаланс». Но даже тогда, просыпаясь и всякий раз обнаруживая, что не в состоянии ни видеть, ни осязать, ни нюхать, ни двигаться, я выл так горестно, что меня пичкали сильными транквилизаторами. Когда утром кто-то дотрагивался до моего «тела», я не знал, как реагировать. Ощущение было, к моему удивлению, приятным и успокаивающим, но какого-то странного свойства — как прикосновение воды к коже. Однажды утром я проснулся от ощущения, что с одного моего конца происходит нечто странное. Не боль, нет, и все же я заорал: «Я горю, меня подожгли!»

— Успокойтесь, мистер Кепеш, — сказал женский голос. — Я только мою вас. Я мою вам лицо.

— Мое лицо? Где мое лицо? Где мои руки? А мои ноги? Где мой рот? Да что со мной?

Теперь заговорил доктор Гордон.

— Дэвид, вы находитесь в больнице «Леннокс хилл». Вы в отдельной палате на седьмом этаже. Вы здесь уже десять дней. Я осматриваю вас ежедневно утром и вечером. За вами тут отличный уход, вы находитесь под постоянным наблюдением врачей. Сейчас вас вымыли губкой и теплой мыльной водой. Вот и все. Вам больно?

— Нет, — прохныкал я. — Но где мое лицо?

— Дайте сестре вас вымыть, и мы потом побеседуем с вами, если вы захотите. Не думайте ни о чем.

— Что со мной произошло? — все, что я помнил о той ночи в своей квартире, это боль и ужас: я ощущал себя так, словно мною выстрелили из пушки в каменную стену, а потом по мне прошагал целый батальон. Теперь мне казалось, что я был сделан из вязкого теста, словно меня растянули в разные стороны за пенис, за ягодицы, пока я не стал в ширину таким же, как в полный рост. Врачи считали, что я должен был потерять сознание всего лишь на минуту или на две в тот момент, когда этот «взрыв» или «катастрофа» произошла, но теперь задним числом мне представляется, что я бодрствовал все время и ясно ощущал, как все кости в моем теле ломались и крошились в труху.

— Расслабьтесь, Дэвид, расслабьтесь…

— Как меня кормят?

— Внутривенно. Вы получаете все необходимые продукты.

— Где мои руки?

— Дайте сестре вас вымыть, потом она разотрет вас маслом и вам будет хорошо, гораздо лучше. Вы сможете поспать.

Так меня умывали каждое утро, но прошла, должно быть, неделя или две, пока я не успокоился настолько, чтобы испытывать от этого умывания такое же удовольствие, как при эротической стимуляции. Тогда я сделал вывод, что мне просто ампутировали все конечности. Я вообразил, что под моей спальней взорвался котел в бойлерной и во время взрыва я лишился зрения и потерял руки и ноги. Я рыдал не переставая, не испытывая никакого доверия к доводам доктора Гордона и его коллег, которые объясняли причину моей «болезни» гормональными факторами. Однажды утром, обессилевший от многодневных рыданий без слез, я почувствовал, что возбуждаюсь. Это было ощущение легкой пульсации в районе моего «лица», приятное ощущение… как бы сказать… прилива крови. Меня мыли.

— Вам нравится? — голос был мужской. Незнакомый!

— Кто вы? Где я?

— Я няня.

— А где другая няня?

— Сегодня воскресенье. Спокойно, Дэйв, сегодня же воскресенье!

На следующее утро моя постоянная няня вернулась к своим обязанностям в сопровождении доктора Гордона. И снова, пока мне мыли «лицо», я испытывал ощущение, которое сопровождает эротическую игру, но на сей раз я позволил им завернуть себя в простыню. Когда она начала растирать меня маслом, я прошептал:

— Как приятно…

— Что? — спросил доктор Гордон.

Теперь я ощущал каждый ее палец, дотрагивающийся до меня, потом что-то стало двигаться по мне медленно, кругами. Ее мягкая ладонь.

— О! — закричал я, когда потрясающее ощущение приближающегося взрыва, которое предшествует долгожданной эякуляции, пронизало все мое существо. — О, как это приятно! — и я начал истерически рыдать, пока не уснул.

Вскоре после этого доктор Гордон и доктор Клингер, который в течение пяти лет был моим психоаналитиком, рассказали мне о моем превращении.