Тахар Бенджеллун - Священная ночь

— Ну что, Шейх, видел ты ад, что сказали тебе мертвые и что сделали проклятые?

— После ужина я расскажу вам о своем путешествии.

В деревне этой жили одни дети. Только мы с ним были взрослые. Дома из красной глины были необычайно просты. В них размешалось около сотни ребятишек — мальчиков и девочек. Сады шли правильными уступами и содержались в большом порядке. Дети жили здесь обособленно, вдали от города, от проезжих дорог, да и вообще отдельно от всей страны. Безупречная организация без всякой иерархии, без полиции и армии. И никаких писаных законов. То была самая настоящая маленькая республика, придуманная и воплощенная в жизнь детьми. Меня это изумило. Мой всадник почувствовал мое нетерпение, мою жажду узнать и понять. Мы остались одни; он сбросил свое покрывало, и я в первый раз увидела его лицо. Пока он говорил, я вглядывалась в его черты: большие карие глаза, густые, четко очерченные брови, тонкие губы, жесткие усы, матовая, очень темная кожа. Говорил он ласково, но на меня, можно сказать, не глядел:

— Добиться твоей дружбы и прощения за то, что я так внезапно похитил тебя, мне помогут семь секретов, я раскрою их тебе один за другим. Но для этого потребуется время, нужно время, чтобы узнать и полюбить друг друга. Первый мой секрет - вот эта деревня. О ней никто не знает. Тут живут только те, чье сердце исстрадалось и кто не обольщается по поводу человеческого рода. Откуда взялся секрет, обычно не принято разглашать, но я считаю себя обязанным посвятить тебя в его истоки, чтобы умерить твое беспокойство.

— Я ни о чем не беспокоюсь.

То была сущая правда. Я не только не испытывала ни малейшего страха, мало того, я была глубоко убеждена в полном соответствии образа и его отражения, тела и его тени, мечты, населявшей мои одинокие ночи, и реальной истории, которую я переживала, охваченная радостным любопытством. Я была похожа на маленькую девочку, пустившуюся в первое свое путешествие. Во всяком случае, эта первая ночь была для меня началом удивительного приключения. Моему всаднику, которого все величали Шейхом, предстояло дать отчет о своей миссии. Он возвращался в деревню после долгого отсутствия.

Рыженький мальчик лет десяти, никак не больше, подошел ко мне и сказал:

— Добро пожаловать! Я уполномоченный по дружбе, а в случае необходимости, и любви.

— В чем же заключаются твои обязанности? — спросила я.

— Чтобы по-настоящему понять все, что происходит в нашей деревне, для начала надо забыть, откуда ты пришла и как жила там, по другую сторону долины. Здесь мы живем, руководствуясь принципами и чувствами. Первый из таких принципов — забвение. И неважно, сколько ты прожила до того, как попала сюда: сто лет или сто дней, главное — ты должна все вычеркнуть из своей памяти. Если у тебя это не получится, мы поможем тебе, у нас есть для этого специальные растения.

— Но ты-то что здесь делаешь?

— Я выращиваю растения, которые способствуют расцвету чувств и их гармонии. Всех нас, живущих здесь, объединяет то, что каждому довелось познать страдание и несправедливость; нам повезло, у нас есть возможность остановить время и забыть нанесенные обиды. Деревня наша все равно что корабль. Он бороздит бурные воды. Нас ничто не связывает с прошлым, с твердой землей. Деревня — это остров. Время от времени мы посылаем Шейха узнать новости. Обычно он возвращается в сопровождении покинутых или сбежавших ребятишек. Впервые случилось так, что он привез к нам принцессу. Добро пожаловать!

Рыжий поцеловал мне руку и удалился. Ко мне сразу же подошла смуглая девочка с вьющимися волосами, примерно того же возраста, что и мальчик. Должно быть, я возбуждала всеобщее любопытство. Долгое время она молча смотрела на меня; потом обошла вокруг и провела рукой по моему бурнусу. Затем, словно мы были давними знакомыми, приблизилась вплотную и шепнула мне на ухо:

— Не поддавайся обаянию Шейха; он очень красив и умеет нравиться. Со временем, когда ты наберешься опыта, то сама поймешь, как вести себя с мужчинами. Здесь таких сложностей не существует. Мы дети и навсегда останемся детьми. Это просто. И удобно…

Заметив Шейха, она бросилась прочь, успев напоследок сказать:

— Надеюсь, ты останешься с нами…

Я тоже стала называть моего всадника «Шейхом». А между тем он был вовсе не старым, у него не было седой бороды, да и походка была энергичная, спортивная.

Он принес ужин. Густой суп, финики, сушеный инжир. Помолчав немного, он спросил, о чем говорили со мной тот рыженький и девочка.

— Ни о чем, вернее, рассказывали что-то странное и непонятное.

Я до того устала, что, закутавшись в бурнус, тут же заснула.

Ночь была наполнена снами, словно продолжавшими один другой. В голове у меня все смешалось. Проснувшись утром, я была не в состоянии отличить сон от яви. Зелень, цветы, деревья, птицы, ручьи — все, что окружало меня, будоражило воображение, приводило в смятение мои чувства и способность к восприятию. И тогда я решила не пытаться отличить реальность от сказки, а главное, не разузнавать, где я нахожусь, в каком именно месте, с кем и зачем. Из своего окна я увидела Шейха, возившего дрова, и ребятишек, обрабатывавших землю, наводивших порядок в деревне и готовивших обед. Все были чем-то заняты. Я вышла на улицу, чтобы осмотреть деревню при свете дня. Одни мне улыбались, другие останавливались и приветствовали меня, сложив руки. Я училась нормально ходить, никого не страшась, не заботясь о том, что на меня смотрят. И каково же было мое удивление, когда я поняла, что обретаю врожденное изящество! Тело мое освобождалось само собой. Стягивавшие меня путы понемногу ослабевали. Я физически ощущала, как мускулы мои теряют свою жесткость. Мне легче становилось дышать. Я коснулась рукой своей маленькой груди. Мне это доставило удовольствие. Я стала растирать ее в надежде, что она вдруг вырастет, выбравшись из своей норки, и горделиво поднимется, привлекая прохожих. Припомнилось то далекое время, когда лалла [7] Почтительное обращение к женщине (примеч. пер.). Зинеб, необъятных размеров женщина, жившая по соседству, приходила иногда помогать моей матери. Она брала меня на руки, клала мою маленькую головку между своих тяжелых грудей и прижимала меня к себе, исполненная радости и зависти. У нее не было детей, и муж бросил ее, взяв себе двух других жен, щедро одаривших его потомством. Так вот она прижимала меня к себе, носила на спине, похлопывала по щекам, зажав между расставленными коленями. Я была ее вещью, ее игрушкой. От нее разило потом, но она не понимала, что вызывает у меня отвращение. А я ничего не говорила. В общем-то эта игра развлекала меня, нарушая привычное течение жизни и освобождая от неустанных мелких забот моей семьи. Однажды мой отец, войдя внезапно, увидел, что я болтаюсь между заплывших жиром колен лаллы Зинеб. Он бросился к ней, выхватил меня и отхлестал бедную женщину по щекам. У нее были непомерной величины груди. Они вылезали со всех сторон. И я размечталась об этом богатстве, об этом ниспосланном Аллахом добре, щедром изобилии плоти и желез.