Каори Экуни - Ты сияй, звезда ночная

Я тихонько подъедаю оставшуюся часть булочки. Кофе слабенький, зато горячий, изюм в булочке нежный и очень сладкий. Я чувствую, как масло во рту смешивается с сахаром, и вновь еле удерживаюсь от слез.

В последнее время Секо пребывала в серьезной депрессии. Практически постоянно размышляла о чем-то, мрачно молчала, глядя в пустоту. Когда я меньше всего ожидал — срывалась на агрессивные или отчаянные выходки. И тут же — в мгновение ока — глаза ее наполнялись беспричинными, мучительными слезами, а обращенный ко мне взгляд становился душераздирающе беспомощным. Вообще-то свои светлые и черные полосы бывают у всех нас, но Секо слегка впадает в крайность. Я уже понял: нельзя реагировать слишком остро, не стоит выказывать тревоги или волнения… и вообще, Секо мне нравится такая, какая есть! Однако я поневоле все чаще принимаюсь гадать: уж так ли это было правильно — столько времени пускать все на самотек? Ее попытка исправить ситуацию с помощью своего старого врача, ее появление у Кашибе — нож мне в сердце! Почему она всегда выходит на бой в одиночку?!

— О чем думаешь? — лениво спрашивает Кон. Я лежу у него в постели — узенькая, неудобная кровать, комковатый, старый матрас, полосатые простыни… Я — в постели у Кона. — Погоди, дай сам догадаюсь. — Кон, усевшись на полу, подстригает ногти на ногах. — О своей мамаше, да? Ты говорил — во время обеденного перерыва она заявилась в больницу.

— Неверно.

Слева от подушки на будильнике Кона высвечивалось время — час ночи. Электрический будильник с огромным дисплеем и звонком такой силы, что прямо по нервам бьет. Рядом с будильником — настольная лампа и кактус в горшке.

— Обязательно мне было об этом напоминать? — ворчу. — Нет, я думаю про Секо. Я очень за нее беспокоюсь. С каждым днем она становится все более нестабильной.

— Меня это ни капельки не удивляет, — заявляет Кон с обычной своей беспечностью, сворачивая салфетку, в которую собирал обрезки ногтей. — В смысле — очень даже нормальная реакция на то, как от нее гуляет муженек. У кого хочешь крыша поедет!

Я смотрю на стройную голую спину Кона и швыряю ему его футболку, смятую, небрежно сброшенную на кипу шмоток у кровати. Кон преотлично знает, какой эффект на меня производит его тонкое загорелое тело.

— Надень. Простудишься.

Он встает во весь рост, одетый лишь в лунный свет, что пробивается полосками сквозь задернутые шторы, и тень его, удлиняясь, растягиваясь, ложится перед ним на пол.

— Ну, извини, конечно, но я люблю ходить голым.

Пока я принимаю душ, вспоминаю, какое серьезное лицо было у матери, когда она сегодня заехала в больницу.

— Я слышала, что процент успехов весьма высок, — сказала она. — Почему ты тянешь время? Если ты не объясняешь нам причину, как ты можешь рассчитывать на наше понимание?

Она все говорила и говорила об искусственном оплодотворении — о том, насколько это безопасно, о том, насколько увеличился за последнее время процент положительных результатов. А напоследок выдала длинную темпераментную речь на тему невероятно важной роли детей в семье и многочисленных радостей, которые они приносят в родительскую жизнь.

— Я уверена — ее родители тоже надеются, что вы скоро заведете ребенка. — Матушка выдержала паузу и выдала тяжкий, драматичный вздох. При этом она трагически взглянула на пепельницу на столе. — Когда я думаю, какого счастья ты лишаешь бедняжку Секо, боль прямо к сердцу подступает. Пойми: если они когда-нибудь узнают, это приведет к немедленному разводу.

— Господи, мама… — Я сел за стол напротив нее и взглянул ей прямо в лицо. Матовая кожа. Тщательно выщипанные брови. Тонкие подкрашенные губы. Красивая родинка чуть ниже правого глаза. — Мы просто пока не готовы, — сказал я. — Мы с Секо пока не чувствуем, что готовы стать родителями.

По мамочкиному лицу разлилось странно удовлетворенное выражение.

— Но ведь именно для этого и существуем мы, — сообщила она с нежной улыбкой. — Мы поможем, чем только сможем. Это нормально, понимаешь? Все сначала нервничают.

Меня обдало ароматом ее вечных духов, и желудок сжало тошнотой…

Я выхожу из ванной. Кон жужжит своей соковыжималкой. Избранный им в качестве эликсира здоровой жизни свежий овощной сок, смешанный с яичными желтками.

— И как тебе понравилась смазка? — спрашивает он. Кон купил новый любрикант с ароматом лайма и мяты — пользоваться, когда мы занимаемся любовью. Раньше я настаивал на кремах без запаха и сегодня поначалу сильно возражал против ароматизированной смазки, особенно против такого сильного запаха, как мята, которая, как я полагал, намертво въестся в кожу. — А тут, между прочим, написано — стопроцентно натуральные ингредиенты, безопасные для кожи, — сказал Кон, и по итогам я согласился-таки попробовать. — Ничего она, правда?

Я бормочу что-то, выражающее согласие, и вытаскиваю из холодильника бутылку «Эвиана». Секо поехала к родителям. Если честно, пойти к Кону и остаться у него ночевать — это как раз ее идея, по ее мнению, я слишком давно у него не был.

— Я скорее всего переночую у родителей, — отрезала она на мои возражения. — Уверена, папа с мамой будут счастливы меня принять. Я, знаешь ли, действительно их единственная дочь.

— О чем на этот раз задумался? — спрашивает Кон.

— Так, ни о чем, — говорю, но он на это не покупается. Смеется и искоса посматривает на меня своим обычным взглядом, яснее слов означающим: «Да ну?»

— Слышь, Муцуки, а может, тебе просто начать спать с Секо? — говорит он довольно небрежно, но что-то в его голосе подсказывает мне — он совершенно серьезен.

Я обалдеваю так, что просто не знаю, как отвечать. А потом изумление переходит в злость. В настоящую — как смеет он говорить подобное?! — злость.

— Не сочтешь ли за труд прекратить шуточки на эту тему? — шиплю я.

— Тебе что, совсем ее не жалко? — спрашивает он. — Нет, правда, я бы не возражал. Я ж не из тех мелодраматических педиков, которые считают омерзительным весь женский пол!

Он переливает свежесостряпанный густой, зеленый напиток в чашку. Глядит на меня с торжеством.

— Ты небось и не пытался ни разу, да?

Я убедительно прошу его сменить тему. Отхлебываю глоток своего «Эвиана», но сегодня ночью он кажется мне совершенно безвкусным.

— А покрепче у тебя ничего нет? — спрашиваю.

— Алкогольного? Кажется, полбутылки джина где-то завалялось…

Он говорит:

— Хочешь посмотреть кино? — Достает кассету — какой-то дешевый американский полицейский боевик. — Тут классные автомобильные погони!

Джин, значит. Жалко, кюммеля нет, думаю я. И сам удивляюсь, почему мне пришла на ум эта мысль, — я и услышал-то о таком рецепте впервые совсем недавно!