Дмитрий Глуховский - Год за три

— Че он там мямлит?

— Не разберешь…

— Слышь, Васильич… Надо грузить его. Что-то плохой он. Сколько он, реально, пролежал-то?

— Вызов полседьмого был.

— Ну. А сейчас одиннадцать.

— Где вы были-то, ептыть?

— Слышь, сержант… Не зли меня, понял! Где были… Где надо были.

— Ну ладно, бля. Я тогда документы составляю. Вскрыли мы квартиру без пятнадцати десять, выходит?

— Товарищ сержант… Вы не спешите.

— Васильич, грузить его надо. С инсультными каждая минута ведь…

— Алексей, да что ж ты… Блядь, как маленький… Ты посмотри на него. Тут обе стороны уже… Тут пиздец.

— Тань, не слушай их, глупости они говорят. Это я просто знаешь, что? Это я водкой отравился. Осетинскую взял. В больницу заберут и откачают. Все нормально будет. А Анюта не приехала с тобой?

— Приехала. Тут она, Андрюш.

— Я здесь, па.

— Ань… Анют. Хорошо, что ты… Пока есть возможность хоть. А то в больницу отвезут, там с посещениями еще неясно как…

— Ты не переживай, па…

— Тебе сколько сейчас, Анют? Семь?

— Двадцать восемь, па. Ты лежи.

— А выглядишь, будто семь. Это то платье на тебе? Мое, да?

— Твое. Я его люблю очень.

— Ань… Ты вот вроде говоришь, тебе двадцать…

— Восемь.

— Да… Ну, значит ты большая уже. Я хотел тогда… извиниться, что ли. Говно я отец…

— Да все нормально, па… Я понимаю. Ты работал.

— Че он там блеет-то?

— Про больницу вроде… Я позвоню, Михал Васильич, а? Позвоню в городскую?

— Блядь… Ну, звони. У них там нету оборудования все равно. А до областной не довезем. Помрет так и так.

— А вы что предлагаете?

— Ну что… Что не инсульт. Что алкогольное отравление.

— А вскрытие?

— Решим мы со вскрытием, не волнуйся. Приехали, а он тут все.

— Не, мужики, я так не играю! Вы по своей части мухлюйте, а меня не втягивайте! Я приехал — у меня жмура не было!

— Товарищ сержант… Что не по человечески-то, а? У вас что, отчетности нет? Статистики? Вы что, не понимаете нас?

— Вот я как раз и понимаю! Вы мне своей отчетностью мою отчетность не портите!

— Мужики, вы бы заткнулись все уже! Не видите — у меня с дочерью разговор! Не видел сто лет!

— Ты с кем разговариваешь, па? Тут нету никого — я только и мама.

— А Сережку не привезла?

— Дома оставила. На юбилей привезу.

— Как он там, бандит?

— Пошел позавчера! Сам прямо, без помощи, представляешь? — Анюта тихонько засмеялась.

— Вот я паспорт его нашел. Так… Серафимов Андрей Андреевич, год рождения… Сорок девять лет мужику. Ну че, я заполняю, значит?

— Постой, сержант… Заполнить мы еще успеем, а?

— Алло. Пятая скорая, Котовск. У нас тут с приступом… Подозрение на инсульт. Состояние тяжелое.

— Блядь, Алексей! Ты что же это…

— Что значит, мест нет? В коридоре положите… Ну хоть капельницу какую-то… Да понимаю я все… А что мне, бросить его тут? Если сам помрет — это одно… Да. Едем.

— Ты выслужиться, да, Алексей? А перед кем? Ты же знаешь, нам по инсультным отвечать…

— Да какое! Сорок девять лет всего… Жалко же…

— Ну жалко. Жалко. У нас мужики в среднем по стране в пятьдесят восемь мрут. Этот в сорок девять преставился, зато другой до шестидесяти семи дотянет.

— Ань… Анют… И тогда помнишь, с дискотекой твоей… Ну… Ты прости меня. За прошмандовку. Я переживал просто, ты вырядишься, а мало ли что случится… Ты красивая же… Как мать…

— Он один живет, что ли? Вон в паспорте штамп: брак, ребенок… Не, мужики. Я приехал, он точно живой был.

— Сержант… Товарищ сержант. Давайте тогда, может, время обсудим? Во сколько вы приехали, во сколько мы?

— Это можно. Это я еще не заполнял.

— Ну давайте хоть на часик пораньше?

— Ну если на часик… У меня как раз вызов был. А потом че?

— А потом… Сначала квартиру искали. Он номер квартиры не сказал. Потом… Не могли вскрыть. Потом диагностика. Капельница. Потом машина не заводилась. Главное — во сколько мы сюда прибыли. На место.

— Слышь, доктор… А че вы реально задержались-то так?

— Коллегам вашим помогали, сержант. Из ГАИ. Попросили на трассе… Освидетельствовать. Не могли отказать. Все?

— Все. Волки они нам, а не коллеги… Ну ладно, эт самое… Ну че, вы поехали? Я квартиру сам тогда закрою?

— А что там, где паспорт, ничего не было больше?

— Ну… Десятка.

— Десятка?

— Пока десятка.

— Пополам.

— С хуя ли пополам-то?

— А вам, товарищ сержант, еще квартиру закрывать. Вы еще может чего интересного найдете. Нас с коллегой и так двое.

— Слышь, Васильич… Мне так не надо. Я с живых только… Беру.

— А он и живой, Алексей, и не выебывайся особо. С тебя спросят потом. У тебя отчетность не только, блядь, белая.

— Не… Бери, если хочешь, мне не надо.

— Так значит, десантура выбывает? Тогда тебе две с полтиной, доктор, мне остальное?

— Хрена. Давай пятерку и хоть весь дом перетряси, пока родные не вернулись.

— Ну и жлобье! Держи и валите уже…

— Приятно было поработать. Так, давай я за руки… Поехали… Осторожно, вывалится сейчас, ты не видишь, что ли? Да, в мешке-то оно половчей было бы… Что задумался-то, а, Алексей?

— Да… Сорок девять лет… Как-то… Рано ему. Может, у него дела какие еще оставались…

— Но мы-то живы! Так… Нет, давай ты вперед, да, ногами его… Так…

— На скорости живем… В этой сучьей стране год за три идет, как на фронте…

— Мрем, Алексей, мрем! Твоя правда! Вон я статистику читал — с восемьдесят девятого в городе на двадцать процентов сократилось население… Извини, мужик… Головой его приложил… Но пока работаем! По специальности работаем. У кого и этого нет.

А мимо Андрея плыли выставленные в серванте фарфоровые медвежата, выцветшие обои, облезлые и исцарапанные ключами стены подъезда, фанера и дерматин соседских дверей, сырая бурая ноябрьская ночь, зассанные дворнягами фонарные столбы, стволы каких-то деревьев, кипарисов, кажется — точно, кипарисов, колонны Дома Культуры, что стоял на набережной, потом киоски мороженщиц, и, наконец, просто дышащий ласковым теплом геленджикский вечер глубоко-синего цвета, и море, море, море…

— Тань… — взяв жену за руку, шепнул Андрей. — Слава богу, я все успел тебе сказать…