Журнал «Новый Мир» - Новый Мир. № 10, 2000

Приводимых Власовым цитат в указанных источниках зачастую нет: сравнивая ссылки на Библию с ее оригинальным текстом, мы не обнаружили там чуть ли не каждой второй цитаты. Если автор пользовался «Симфонией», то все же следовало заглянуть и в оригинальный текст. Например, выражения «Бог благ» нет ни в 5-й, ни в 7-й главах Второй Книги Царств, ни в 117-м псалме Псалтири. Фрагмента «Господи Боже наш: ибо мы на Тебя уповаем…» нет во Второй Книге Царств, хотя Власов дает ссылки именно на это место. Следующей цитаты: «Во имя Твое попрем ногами восстающих на нас» — тоже нет ни в 43-м, ни в 62-м псалме Псалтири. Все примеры взяты с одной страницы комментария (СП, стр. 115), причем в новом издании комментария все эти недоразумения остались без изменений («Вагриус», стр. 311–312). Очевидно, что цитаты в комментарии Власова очень часто не сверялись с первоисточниками.

Почти весь комментарий состоит из пространных цитат, как правило не имеющих ни малейшего отношения к тексту поэмы. Это просто любимые Власовым тексты, в том числе написанные после 1971 года, то есть лишенные каких-либо признаков интертекстуального влияния на поэму: «Для придания книжке солидности и ощущения преемственности поколений я привожу параллели использования отдельных лексем и образов не только в до-, но и в постерофеевской литературе, а также отсылаю к примерам схожего дискурса или творческого мышления из других областей — скажем, к кино или к живописи» (СП, стр. II–III). Власов не называет соотношения этих текстов «аллюзиями», «цитатами» или «реминисценциями», а использует уклончивые формулировки. Читателю непонятно, какой тип интертекстуальных связей определяется формулами: «мне приглянулся… текст…», «не меньше неги и у других поэтов», «ассоциации вызывает… текст Бориса Гребенщикова», «приведу также характерные примеры поэтизированного… мироощущения», «здесь слышится перекличка с…», «похоже строится фраза у…», «сходная формулировка риторического вопроса есть у…», «прерывистое, с остановками, движение по столице наблюдается у…», «а у Мандельштама есть такое…», «антиэнтузиазм был характерен для многих российских литераторов. Розанов… писал о Льве Толстом…». Или просто: «У Мандельштама есть стихи»! Комментатор принципиально уходит от ерофеевского текста в область личных ассоциаций, ощущений и воспоминаний.

Очень часто в своем комментарии Власов приводит целиком стихотворения, главы из прозаических произведений разных авторов. К примеру, на страницах 15–19 японского издания дано 205 строк ненужных цитат, причем полностью отсутствует содержательный комментарий к самой поэме; без изменений все эти ненужные тексты перенесены и в новое издание комментария («Вагриус», стр. 145–151). Создается впечатление, что это не комментарий, а какой-то цитатник, состоящий из любимых Власовым фрагментов мировой литературы. Причем, как явствует из текста комментария, уход Власова от текста поэмы вполне сознательный и порой даже декларативный. В итоге комментарий превращается в какую-то пародию, когда его автор вынужден напоминать, что речь все-таки идет о поэме Ерофеева: «Они вынуждены мочиться, приседая на корточки. Это написал Венедикт Ерофеев. А вот у Виктора Ерофеева…» (СП, стр. 95; «Вагриус», стр. 277).

Одновременно Власов смело компонует цитаты, свободно лепит из фрагментов чужого текста нечто, напоминающее какое-нибудь место поэмы, создавая иллюзию «цитатности». При этом читатель может решить, что текст поэмы действительно сплошь состоит из цитат. К примеру, Власов, комментируя фрагмент поэмы: «А я, раздавленный желанием, ждал греха, задыхаясь… Она сама — сама сделала за меня свой выбор, запрокинувшись и погладив меня по щеке своею лодыжкою. В этом было что-то от поощрения и от игры», — утверждает, что «поэтика данного пассажа во многом позаимствована у Гамсуна» (СП, стр. 93). В новом издании это место чуть «смягчено»: «поэтика данного пассажа во многом схожа с Гамсуном» («Вагриус», стр. 273). Выражение «поэтика схожа с Гамсуном» оставляет много вопросов. Но это не главное: при сверке приведенной Власовым цитаты с текстом романа Гамсуна «Голод» выясняется, что первая ее часть взята со страницы 128 («Раздавленный, я признал, что это действительно гадко…»), вторая — со страницы 149 («она обвивает рукой мою шею… другой рукой она начинает сама расстегивать пуговицы, еще и еще…»), и наконец реплика: «Но, моя дорогая! — сказал я в замешательстве. — Я никак не пойму… право, никак не пойму, что это за игра…» — находится на стр. 151 (Гамсун Кнут. Собр. соч. Т. 1. М., 1991). Так разрозненные цитаты вырываются комментатором из контекста, а затем свободно и смело компонуются. При этом искажается смысл исходного текста: ведь у Гамсуна соблазнение так и не состоялось. В мировой литературе можно найти тысячи сцен соблазнения мужчины женщиной, и для этого не нужно нарочито «резать» и компилировать «неподходящий» текст. Этот подход сохранился в новом издании комментария без малейших изменений. Нам кажется не вполне корректным подобный способ насильственной «интертекстуализации» текстов.

Вместо того чтобы разрешать загадки ерофеевского текста, комментарий сам оказывается загадкой без отгадки. И не стоит задумываться, пытаясь понять, что же хотел сказать комментатор: «Вот, к примеру… портрет рядового рабочего США в начале XX века» и т. д. (СП, стр. 37; «Вагриус», стр. 182). Да ничего не хотел сказать: связь между всеми этими цитатами про каких-то «рабочих» и текстом поэмы отсутствует. Причем отсутствие этой связи порой становится объектом иронии самого комментатора. Поясняя строки поэмы: «Никого не стыдятся — наливают и пьют…», Власов, видимо, просто шутит, утверждая, что герои Ерофеева «выполняют совет Мандельштама: „Пейте вдоволь, пейте двое, / Одному не надо пить!“» (СП, стр. 40; «Вагриус», стр. 187). В то же время Власов иногда комментирует текст Ерофеева буквально, не замечая иронии повествователя: «Поживу немного у Луиджи Лонго, койку у него сниму… — Веничка… полагал, что снять у него койку достаточно легко» (СП, стр. 171–172; «Вагриус», стр. 404). Перед нами новый способ текстопорождения: комментатор берет первую попавшуюся строчку из Ерофеева, например: «Я расширял им кругозор по мере сил…», и полушутя сопровождает ее первой вспомнившейся цитатой: «Восьмилетнее образование было обязательно для всех моложе пятидесяти, десятилетнее — для желающих, занятия проходили после работы, по ускоренной программе и без изучения иностранных языков — считалось, что, изучив язык, озлобленный на родную власть зэк сразу же бежит за границу… Бубнеж лектора никто не слушал… Раза два при мне приезжали лекторы из Москвы — срочно нужно было разъяснить преимущества разрядки [политической напряженности в мире], тогда лекции устраивались в столовой, и многие хотели послушать… Был даже в зоне зэк по прозвищу Философ, который три раза в неделю подходил ко мне, предлагая ответить, что такое анархизм… Он мне также жаловался на необстоятельность Максима Горького — читает уже четвертый том „Жизни Клима Самгина“, а все еще не ясно, много ли Самгин зарабатывает…» (СП, стр. 56; «Вагриус», стр. 213). Максим Горький, зеки, восьмилетнее образование и анархизм тут совсем ни при чем, но это не важно. Важно то, что подобные пассажи, не имеющие к поэме ни малейшего отношения, составляют 90 процентов данного комментария. Фактически текст Власова разрушает восприятие комментируемого текста. Но если это вообще не комментарий, то что это за текст, каков его статус? И почему он публикуется издательством «Вагриус» под названием «Комментарий»? Единственная возможность интерпретации комментария — считать его неуместной шуткой автора и издательства. Неуместной потому, что мистифицировать научно-исследовательский центр славистики уважаемого университета, где был впервые издан этот комментарий, — не вполне корректно и совсем не смешно, так же как вводить в заблуждение образованного читателя, желающего приобрести новое научное комментированное издание знаменитой поэмы.