Михаил Осоргин - Вольный каменщик

Егор Егорович открывает глаза, встает, надевает, шляпу, берет палку и не знает, должен ли он, по крайней мере, вежливо раскланяться перед уходом. При всей кротости, его начинает трясти от возмущения. Нет, он не раскланяется!

Вероятно, Анри Ришар догадывается, потому что внезапно он меняет тон и пускает в спину уходящему ядовитое замечание:

— Только не просчитайтесь, mon eher monsieur, как просчитались с «Забавами Марианны»!

В первый раз в жизни достойный Егор Егорович бьет человека, палкой по голове. Он бьет его с ужасом и отчаянием, не в силах сдержаться и зная наверное, что сейчас сам будет лежать на земле растоптанным и, может быть, убитым. Он ударяет ещё и ещё раз, по пробору головы, по уху, по плечам, по пальцам, которыми этот человек хочет защититься. Он не понимает, почему же тот не кричит, не зовет на помощь, не защищается, не нападет сам? Все происходит в полном молчании — слышно только шлёпанье трости Егора Егоровича.

Так же внезапно он останавливается и смотрит. На лице Ришара крайний испуг и удивление; кажется, он даже не испытывает боли. От перепугу Ришар весь сжался и вдавился в спинку дивана и только глазами следит за концом палки. Удивлён и Егор Егорович, ожидавший другого; если вообще он мог чего-нибудь ожидать. Медленно пятясь, он отходит к двери и вдруг возвращается в новом припадке уже настоящей ярости. Его особенно раздражает, что Ришар оказался жалким трусом, — значит, и его, Егора Егоровича, решимость не явилась подвигом! На этот раз, подняв палку, он долго выискивает место, куда бы ударить больнее. Вот теперь он мог бы убить человека, этот кроткий вольный каменщик. Очевидно, видит это и Ришар, пригнувший голову до уровня стола, но не решающийся крикнуть.

Тогда Егор Егорович хватает недопитую чашку кофею и выливает на встрёпанную голову человека. Затем, повернувшись спиной, уверенными шагами покидает противное кафе, дверь которого сама захлопывается.

— Ряд глав, сократившихся до заголовков. Бессонные ночи Егора Егоровича. Ему всюду мерещатся чудовища, с которыми он бьется смертным боем. Раз навсегда приподнятые брови, застывшие в удивлении. Анализ собственных поступков, в частности — применимо ли прямое действие там, где не испытаны до конца пути убеждения? Осмотр палки, совершенно не пострадавшей от употребления. Вопрос общий: я ли это? При утвердительном ответе — скрытое, но приятное чувство удовлетворения. Колебания по вопросу о том, следует ли посвятить в дело Анну Пахомовну? Подход издалека и крайняя путаность изложения. Необходимость пояснить некоторые тёмные места, а именно Анна Пахомовна спрашивает:

— Раз этот твой Ришар должен тебе двести франков, почему же он не отдал? Для нас сейчас дорога каждая копейка!

Попытка привлечь внимание Анны Пахомовны к сути дела. Малодушное раскаяние в том, что не удержал языка. Выяснившаяся необходимость договаривать до конца хотя бы и напрасно начатое. Толкование недавних политических событий в связи с охваченным пламенем автобусом. Определение рыночной ценности масонских тайн (в крайне популярном изложении). Справедливая реплика Анны Пахомовны: «Этот человек способен продать родную мать». Окольный подход к заключительному моменту: роль палки в живых событиях дня. Анна Пахомовна обнаруживает неспособность представить себе Егора Егоровича в одеждах Георгия Победоносца, попирающего змею. Несколько обидное предположение:

— Может быть, это он тебя ударил? Этот человек способен на всякую гадость!

Внезапная вспышка полного понимания со стороны Анны Пахомовны. Нужно сказать, что очень часто женщины поражают верностью своих психологических догадок. Именно таким и знала Анна Пахомовна этого Ришара: дерзким на словах и трусом на деле. Не стоит вспоминать, но однажды она имела случай в этом убедиться: наглец получил должное. Она не помнит точно, но, кажется, она также дала ему несколько пощёчин; во всяком случае, высказала все то, что, о нем всегда думала. Она не принадлежит к разряду тех женщин, с которыми можно обращаться вольно. Она не носит купальных костюмов, которых не видно на теле, и не мажется па пляжах всякой дрянью, чтобы казаться загорелой. Какое счастье, что ей вовремя удалось увезти оттуда Жоржа, неопытного мальчика, которого пытались развратить!

Егору Егоровичу остается утвердительно кивать: конечно, компания для Жоржа неподходящая. Человек, способный торговать тайнами общества, — подобная личность позорит человечество. И как все последовательно и ясно: два подлеца чего-то не поделили, и один послал анонимный донос на другого, а тот сам себя выдал. Какое бесстыдство и какая грязь! Нет, Егор Егорович ни в чем не кается: поступить иначе он не мог.

— И имей в виду, — добавляет от себя Анна Пахомовна, — что эта особа усиленно лезла ко мне со всякими любезностями, воображая, что я ничего не замечаю. Просто — полуголая самка с нахальным лицом. Только вы, мужчины, можете быть такими слепыми!

Взволнованная воспоминаниями, Анна Пахомовна запирается в спальне и, впервые после долгого воздержания, прибегает к наркотическому действию валериановых капель.

Некоторое время мысли обоих супругов опять развиваются в форме заголовков. Духовное одиночество вольного каменщика. Реминистенции Анны Пахомовны. Колонна мужская и колонна женская. Трость как орудие справедливости. Что такое героизм? Роль случая в нашей жизни. Чуткость обоняния соседских кошек. А все-таки — что будет дальше? Время — врач скорби. Возможно ли полное взаимное понимание?

Последний вопрос получает неожиданное разъяснение. Минут через десять Анна Пахомовна выходит из спальни преображённой и с заплаканными глазами. В её походке есть что-то грациозное и в высшей степени женственное. Прежде всего она без слов целует небольшую лысину задумчиво сидящего Егора Егоровича и лишь затем говорит:

— Гриша, я все, все отлично понимаю. Может быть, я была немного легкомысленна, но я ничем не нарушила… я ничего, ничего не сделала дурного.

И прежде чем Егор Егорович успел широко открыть рот, она прибавила:

— Я всегда знала, что ты меня любишь и смело встанешь на защиту чести женщины и твоей жены!

Последние слова смешались со счастливыми рыданиями.

Оказывается, Жорж далеко не мальчик, а вполне солидный инженер, подающий большие надежды и необходимый Франции своими познаниями. И даже возможно, что Франция позовет Жоржа применить его знания в колониях. Мосье Жорж говорит об этом небрежно, но с чувством человека, готового исполнить свой долг. Анна Пахомовна, подлинная мать, совершенно применилась к тону Жоржа и тоже рассуждает об этом как о вещи очень естественной, и удивляется только такой неосновательный человек, как Егор Егорович. То есть он, конечно, готов радоваться такому явлению, но как-то не вполне уверен, что Франция действительно нуждается в Жорже. В нем самом, например, Франция окончательно не нуждается, а как раз наоборот: никакой нужды не имеет. Анна Пахомовна легко себе представляет, что вот Жорж будет там что-нибудь строить или даже кем-нибудь управлять, хотя в колониях много негров и комаров.