Журнал «Новый мир» - Новый Мир ( № 6 2000)

— «История…» очень интересна, очень увлекательна и может увлечь читателя не туда.

…Карамзин был представителем консервативного направления, и в этом нет ничего страшного. Любопытен вопрос и о сегодняшнем консерватизме…Поскольку здесь все свои, то скажем прямо — Карамзин был монархист…

23 марта. ВТО. Л. Шилов: история звукозаписей Булата Окуджавы.

— …Апрель 1961 — первые записи. Худсовет и фирма «Мелодия» (июнь 1961). Каждую песню голосовали отдельно — обычно принимают пластинку. Отклонили «Ах, война, что ты сделала, подлая» — Великая Отечественная война — и «подлая»! Осенью 61-го началась газетная кампания, и пластинка не пошла.

…В 1964 году первая зарубежная пластинка в Англии (выяснилось позже, что «пиратская»); ее привезла Ахматова.

…Тут в подвале «Никитинских субботников» организовали комнату для записи (студия грамзаписи дала старую аппаратуру). Записали пластинку, ее не было в плане («Чего нет в плане, того нельзя вычеркнуть»)…Горел план — выпустили Окуджаву — 800 экз. В это время — съезд писателей. Разобрали; Окуджаве не досталось; новый тираж — 17 тысяч: как вода в песок. 100 тысяч — невозможно пластинку достать. Наконец до 1 миллиона — и она стала более или менее доступной.

4 апреля. Совет по латышской литературе [при Союзе писателей].

(Горбунов Анатолий Валерьянович — секретарь по идеологии — вместо Андерсона.)

С. Залыгин предоставляет слово Янису Петерсу.

— Я думаю, мы у себя дома и можем говорить совершенно откровенно.

…Самое существенное [в нашей литературе] для всесоюзного читателя остается за кадром. Но у нас, правда, нет и тех поэтов, которые сочиняют абстрактные подстрочники для всесоюзного читателя.

…Не слишком ли мы истощили историческую память тем, что не хотим пойти дальше Упита и Лациса?..

…Драматизм прибалт<���ийских> республ<���ик> перед Второй мировой войной несравним ни с Польшей, ни с Белоруссией — мог бы позавидовать Шекспир.

Быт партизан в Латвии был не то что в Белоруссии — здесь далеко не каждая хата помогала. Здесь нацистам помогали — не будем скрывать: ошибки и передержки первого года советской власти…

…Что такое литературный герой-коммунист? Никогда не забывавший о культуре своего народа — и пострадавший от культа личности и отчасти от эпохи волюнтаризма… Мы не должны скрывать сложностей, драматизма. Душа народа отчуждается от Риги. С одной стороны, Рига способна создать лекарства для всех и т. д. С другой стороны, это город, в котором стремительно растет потребление алкоголя…Смерть от алкоголизма — в 4 раза больше, чем в 50-е годы. 2 тысячи ежегодно умирает от алкоголя. Самый высокий уровень смертности и низкая рождаемость — не только в стране, но и в мире. Аномалии детей — больше, чем в любой республике.

Во Второй мировой войне — корни сегодняшнего латыша. У нас это была уже война ради войны — потому что все говорили, что они правы. Шведы выдали беглецов советскому правительству — многие из них живы. Политики о них говорят, литература молчит.

А. Бочаров…В «Советском писателе» при переводе снималось «Ему не хватило ровно на четвертинку»; «слабость к бутылке» заменяли на «слабая память», «если накануне перебрал» — «если накануне чрезмерно устал», вычеркивали — «у бедного колхоза», «тощие колхозные травы».

С ужасом слушала в субботней программе «Время» восторженные интонации Нинели Шаховой — сотрудники Музея Толстого счастливы, что к ним поступил из КГБ подлинник письма Толстого… Цветет улыбка, обращенная к следователю. Как ему посчастливилось обнаружить этот бесценный документ?.. И следователь КГБ с трудом сдерживает довольную улыбку.

А адресат-то?! Никому не ведомый Почуев-то? Хоть обмолвитесь — что с ним-то, несчастным, вы сделали?..

21 июля. В Национальной галерее в Лондоне.

…«Мастер святой Вероники» — вот и все, что осталось от имени человека, создавшего в 1420 году эту картину.

Изумительных красок триптих «Распятие Христа» — лица Космы и Дамиана, и девочка Богородица — и имя также утеряно в дебрях XV века.

Булгаков видел, что имя его исчезает — уже при его жизни. Его уже никто не знал! И он был готов в романе к безымянности — недаром мастер безымянен. А «в быту» — хотел, чтоб знали.

…Все двинулось в России, и двинулись люди из России — двинулись, как во все века шли искать себе лучшей доли. Может ли человек искать ее? Может ли он желать улучшить качество своей жизни — как ни говори, единственной? Своей и особенно своих детей?

Аргументы экологические и медицинские — бесспорны. Вообще с той чашей весов, что качается в пользу отъезда, как говорится, все в порядке. Вот с другой чашей — гораздо хуже. Она взлетает будто бы пустая. Никто не думает о том, чтбо на ней лежит и лежит ли что-либо, о том, готовы ли люди, защитив здоровье детей, принять тот факт, что это будут люди другой, чем они, культуры, другой национальности… Нет проблемы.

22 июля. В поезде Оксфорд — Лондон.

…Еду вдоль полей. Уже созрело и позолотело что-то, пока я езжу по Европе…

Сэр Исайя Берлин.

Встречал на пороге своего дома в Оксфорде. В сером костюме, в сером галстуке, не старый совсем. Провел в небольшую гостиную.

— …Когда-то славистикой здесь заведовал Коновалов — сын министра Временного правительства. Тогда детям известных эмигрантов помогали — так сын Набокова получал помощь. Этот Коновалов вообще ничем не был известен. Но когда я попробовал перетащить к нам Якобсона — он стал препятствовать. Конечно! Якобсон превратил бы его в пыль! А Якобсон тоже был очень самолюбивый. Не любил соперников.

— Ну, кто же мог быть ему соперником! Наверно, таких и не было.

— Ну да, конечно.

Об Б. Унбегауне:

— Унбегаун прошел весь путь — и в Белой армии был, и эмигрировал. И вот мы встретились…

Он мне рассказывал про смерть Эйхенбаума… что Эйхенбаум сделал доклад, пошел на свое место, сел и умер. Он говорил: «Формалисты много думали над структурой, над началом и концом — вот и Эйхенбаум сделал хороший конец…» (Улыбается.)

Я несколько раз виделся с Эйнштейном. Один раз в 1946 году, в США. «Хотите пойти к Эйнштейну? Он у нас в Принстоне».

Прихожу. Он сидит с босыми ногами, но туфли под столом — на всякий случай, наготове.

Спросил обо мне; я сказал, что я посол Британии в США, что был недавно в России.

— И как — народ поддерживает правительство?

— Нет, там об этом как-то вопрос не стоит — о поддержке. Правительство не от этого зависит.

— Но ведь там социализм?

— Может быть, но не совсем обычный. О демократии там, во всяком случае, и речи не может быть.

Ему это не понравилось. Он принял меня, видимо, за какого-то американского полковника. А Америку он тогда очень не любил — за бомбу, за которую считал себя ответственным.