Юрий Морозов - Если бы я не был русским

Не знаю, откуда это ощущение, но я как будто видел во сне или слышал от кого-то наяву о спасении Серафима геологическим вертолётом, пролетавшим над «столпом» в день нападения стаи ворон. Вертолёт якобы забрал Серафима вместе с его цепью, снятой со срубленного дерева, и доставил его в некий областной город, где героя моего после расковки вериг благополучно поместили в местный сумасшедший дом. Да и в каком другом месте может существовать подобная фигура, не помнящая места своего жительства, фамилии, имени и отчества. И хотя на все прочие вопросы он отвечал вроде бы разумно, но как дело доходило до того, каким путём он оказался на цепи, да ещё в малоисследованном районе тайги, тут начинались неясности, недоговорки и вообще туман.

Далее, всё по тем же неизвестно откуда взявшимся сведениям или ощущениям, через полгода после снятия столпника со «столпа» в областном городишке проездом и совершенно случайно оказалась известная литературоведка и писательница М. Услышав от туземных жителей легенду о цепном столпнике, она возжелала увидеть такового, возможно, имея в виду литературный сюжет и, предъявив кому следует, некую, обладающую магической силой книжку, она возникла в коридорах уездного дома скорби. По предъявлении ей Серафима, якобы вполне равнодушно отреагировавшего на возникновение из ничего известной личности, эта последняя опознала в больном тоже известного писателя Серафима Бредовского, и после наведения соответствующих справок Бредовский был отпущен на поруки литературоведа М., вместе с которой они незамедлительно укатили в неопределённом направлении. Причём М. одела, обула Серафима и возилась с ним, как с ребёнком, ибо тот поступил в лечебницу, имея на шее лишь цепь с двумя замками. Но очевидцы утверждали, что Бредовский освобождению как будто бы не радовался, был скупоречив и отрешён.

Что настораживает в вышеизложенных ощущениях — это невозвращение Серафима в дома свои. Якобы пять лет прошло уж с момента его освобождения, но ни Лина, ни Аделаида, равно как и прочие его знакомые о нём так ничего не слыхали. Поэтому вполне возможно, что статейка в одной, тоже уездного города, газетке относилась не к кому другому, а именно к Серафиму. Статейка, всего двухлетней давности, сообщала о найденном молодыми туристами скелете человека, прикованного к скале огромной цепью. По поводу находки возникло много интересных догадок, вплоть до предположения местонахождения скалы, к которой был прикован Прометей.

Мне кажется, что эти сведения ближе к судьбе моего героя, но точно поручиться не могу. Мало ли прикованных к скалам скелетов во всех уголках земного шара. Этот способ смерти среди людей всех времён и народов весьма популярен. С другой стороны, вполне возможно, что будучи спасён и испытав агонию голодной и кровавой смерти, проведя полгода в сумасшедшем доме, герой мой отошёл от мира обычных человеческих чувств и, следуя своему странническому и мученическому предопределению, свершает новый виток своих подвигов. Впрочем, ещё возможен вариант сугубо бытовой: обзаведение его женой и семьёй в местах удалённых от первоначальных подвигов. Но я лично в эту третью версию верю с трудом. Ведь на Земле конца 20-го века, на одной шестой, Серафим был явно лишним человеком.

В последнее время я совершенно не интересовался судьбой моего бывшего подопечного С. Бредовского. Новые герои, особенно обворожительные героини моего последнего романа «Крик плоти» (к счастью для многих, я вновь вернулся в литературу) надолго отвлекли меня от несколько одиозной фигуры Серафима. Я выпустил его в мир не гармоничной и не цельной личностью. Уйдя от меня в свои странствия, он стал мне чужим, хотя и не совсем безразличным. По теперь уже подтверждённым слухам, мой клиент попал в захолустный сибирский психодиспансер в острой стадии «маниакально-депрессивного психоза», но скоро вышел оттуда и, постранствовав ещё некоторое время, вернулся в Ленинград, женился на «спортсменке» Юлии-Аделаиде и живёт припеваючи. У него теперь двое детей, автомобиль и собака (сбылось!). В сумасшедшем доме он написал что-то занятное и в соавторстве с известным литературоведом М. выпустил книжку в свет. Я его писанины не читал, так как не считаю С. Бредовского гениальной или выдающейся личностью. Вся эта невротическая постдостоевщина набила оскомину уже самому Достоевскому. Но чтобы не подумали, будто я ревную или завидую, громким голосом я заявляю: «Помогай ему Бог». Пусть у него будет ещё двое детей, ещё автомобиль и ещё одна собака. Если хочет, я ему желаю и ещё какую-нибудь «спортсменку», а то и две.

В политику он не суётся, да в неё, после того, как к власти пришёл «Русский союз», безнаказанно и не сунешься. Тотальная мобилизация, которая, как гром с неба, грянула неделю назад, ему ничем не грозит, ибо бывшему пациенту психолечебницы в армии делать нечего. Но это пока. Посмотрим, как будут развиваться события. Наверное, некоторые хотят знать, что с Линой? А с ней всё нормально. Живёт с дочерью одна, так как Аверьянов после восхождения его на Олимп политической карьеры нашёл себе более подходящую спутницу — «моложе и нравственней», как выразился он в прощальном монологе. Деньги на девочку переводит исправно и в общем упорядочил в этом вопросе всё так же разумно и аккуратно, как и всё в стране, с тех пор как его партия расселась по министерским кабинетам. Некоторым, наверное, странно, что такой проходим… пардон, человек не очень чётких нравственных принципов, как Аверьянов, подобрался к святая святых государственной власти. А что тут такого удивительного? Софья Власьевна и не таким давала, побалует и Жорку.

А помните Нону? Она отлежалась в больнице, ничего серьёзного с ней не случилось — небольшое сотрясение мозга, и вскоре выехала за границу по израильской визе вместе с выпущенным на свободу Вадиком в неизвестном направлении.

1984–1989

Министр госбезопасности Александр Исаевич проснулся не в духе. Сегодня опять была суббота, а по субботам он играл в проклятые нарды с ном. 1 — так значился в особом списке спец. досье тов. Иосиф Виссарионович. Ничего плохого в игре с самим ном. 1 как будто бы не было, но каждый раз, когда Сам начинал выигрывать он приговаривал:

— Значыт глуп Сталин, ишак старый, нычаво нэ панимаэт в стратэгии и в тактики.

И всякий раз со слезами на глазах Александр Исаич умоляюще восклицал:

— Иосиф Виссарионыч! Ну как вы можете по прошествии стольких лет! Лучше бы вы расстреляли меня тогда или сейчас же, чем напоминать мне об этом идиотском письме!