Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 8, 2002

Станиславу Львовскому отвечает Дмитрий Ольшанский («Выводить на снег и расстреливать, или Наша цветущая сложность» — «Русский Журнал» ): «<���…> в ситуации, когда циничные, напропалую прогрессивные „плюралисты“ вроде Львовского превращают русскую словесность в „поле разработки инновационных типов письма“, прости Господи за этакий жаргонец, священный долг расквасить этим плюралистам физию объединяет и консервативных противников, и консервативных же сторонников газеты „Завтра“ (я, кстати, отношу себя к первым). То же самое, кстати, повторялось в истории не раз — так, чтобы унять испанскую революционную шваль в 1936–1939 годах, под знаменем Крестового Похода каудильо Франко объединились прежде несовместимые монархисты и буржуа, аристократы и крестьяне, карлисты и фалангисты, объединились, потому что унимать вредителей, пытающихся уничтожить литературу, семью, государство и частную собственность, действительно нужно. А уж после дискутировать между собой. <���…> Как сказал бы Галковский, подходит время „лапушками потоптать кое-кого“ <���…>».

«Возникает ряд важных проблем. Ольшанский физически существовать не перестал, каждый из нас с ним рано или поздно встретится все в тех же местах. Как с ним поступить? Жывотных (так! — А. В.) в таком состоянии отвозят на улицу Юннатов навсегда, но с Ольшанским так нельзя, потому что он человек, а мы либералы», — недоумевает Вячеслав Курицын («Русский Журнал» ).

«Называясь „черносотенцем“, Митя Ольшанский же не думает, что я потом ему руку не подам? Он же уверен, что это только игра. И он уверен, что мы все об этом знаем, что это только слова, ничего, кроме слов. Литература типа. Подождите, мы до конца года еще парочку Митиных трансформаций увидим», — размышляет в своем сетевом дневнике за 12 апреля Дмитрий Бавильский .

«Досадно только, что, перестав быть либералом, он [Ольшанский] немедленно стал черносотенцем — словно „другой альтернативы у нас нет“ <���…>, — пишет Дмитрий Быков („Русский Журнал“ ). — Вот я чего понять не могу: почему выбирать надо непременно между петлей и удавкой <���…>».

«<���…> меня мало заботят его [Ольшанского] политические пристрастия, а гораздо интереснее мне будет, когда закончатся декларации и начнется собственно дело, то есть его работа литературного критика и публициста <���…>», — пишет Дмитрий Крылов («Русский шибболет» — «Топос» ).

«„Патриотизм“ был и остается последним прибежищем закомплексованных неудачников», — уверенно комментирует эскапады Ольшанского Александр Агеев («Время MN», 2002, № 66, 13 апреля).

«Я человек молодой, — отвечает Дмитрий Ольшанский („Зипуны к бою готовь!“ — „Русский Журнал“ ), — и в трансформациях моих повинен мой возраст, а вовсе не зарплата у потенциального „патриотического“ олигарха — я пишу это, вполне отдавая себе отчет в тех издевательствах, что, возможно, последуют с вашей стороны. <���…> У меня достало ума отказаться от собственного [либерального] позора. <���…> Я не Агеев. Я люблю русский народ и терпеть не могу интеллигенцию. <���…> Вы можете петюкать, насколько хватит свободомыслия, но вас ведь все равно накроет нашим Ласковым Русским Зипуном».

Pavell. Голландские странности. — Сетевой дневник Pavell’s LiveJournal, 2002, 7 мая

«На самом деле нет ничего удивительного в том, что [убитый Пим] Фортейн был консерватором. Просто для Голландии гомосексуализм (а „Евроньюс“ передали, что покойный был открытым гомосексуалистом) есть традиционная ценность, а вот иммигранты — нетрадиционная. Мы фактически присутствуем при нарождении „либерального консерватизма“ (он же „голландская болезнь“). „Голландский консерватизм“ — это такой консерватизм, когда лесбиянки и геи выходят на демонстрацию протеста против арабских иммигрантов, шокирующих общество своим гетеросексуализмом и нежеланием курить „траву“. В Голландии гетеросексуализм воспринимается частью общества как модернизм и вызов традиционным ценностям и потому отторгается именно правыми. Левые же здесь те, кто выступает за „терпимость“: „Гетеросексуалисты — это такие же люди, как и мы“…»

Лев Пирогов. Как хорошо расстреливать. — «Ex libris НГ», 2002, № 13, 11 апреля.

«<���…>„Единица — ноль“, — говорил русский математик В. Маяковский. Ценность отдельной жизни бессмысленна — значение имеет только идея, которой эта жизнь подчинена. На уровне риторики это все еще звучит для нас дико (Беломорканал, чистки и все такое), но каким-то органом, ответственным за инстинкт исторического самосохранения, мы уже начали кое-что понимать».

При свободе слова многим сказать нечего. Последнее интервью Фридриха Горенштейна, которое он дал корреспонденту «Труда» [Анатолию Стародубцу] незадолго до своего ухода. — «Труд», 2002, № 65, 13 апреля.

«Вообще немецкое кино традиционно плохое. Фасбиндер ужасен. <���…> Но поскольку в Германии, как и в любой небольшой стране, наблюдается дефицит с гениями, то они его объявили гением».

«Музыка Российского гимна (но не его слова) мне всегда нравилась. Не понимаю, чем была вызвана свистопляска вокруг этого. Например, в Германии музыка Иосифа Гайдна к национальному гимну „Германия, Германия — превыше всего“ осталась такой же, какой была и до Гитлера, и в его время, и после, это гордость немецкого народа. Поверьте, не так-то просто найти удачную музыку для гимна».

Александр Проханов. Плаха во чреве. — «Завтра», 2002, № 15, 9 апреля.

Очерки московского абортария. «<���…>Насос с чмоканьем, хлюпом выпивает красную, как варенье, жижу, прогоняет ее сквозь прозрачную трубку. Малиновая трубка дергается, гонит перетертого в слизь и сукровицу крохотного человека. <���…> Казненную безгрешную душу, чей неслышный вопль, заглушаемый чмокающим звуком насоса, подхватывают рыдающие ангелы. Прижимают к груди убиенное дитя, похожее на нераспустившийся красный цветок. Влекут его в райский сад».

См. также: Александр Проханов, «Дух дышит, где хощет…» — «Завтра», 2001, № 49, 4 декабря, очерки московской свалки; «Меж люлькою и гробом» — «Завтра», 2001, № 42, 16 октября, очерки московского крематория.

Вячеслав Пьецух. «Писательский дар — редкое заболевание». Беседу вел Анатолий Стародубец. — «Труд-7», 2002, № 76, 30 апреля.

«Были [в советское время] литераторы, которые обслуживали власть или низменные потребности простонародья (курсив мой. — А. В.). Но всем было понятно, кто есть кто…»

Валентин Распутин. «Самая большая беда литературы — безъязыкость». Беседу вела Надежда Горлова. [К 65-летию писателя]. — «Литературная газета», 2002, № 14–15, 10–16 апреля

«Патриотизм писателя прежде всего во владении родным словом, в способности стать волшебником, когда берешься за работу».