Пол Боулз - Дом паука

— Бедный Слауи, — сказал Чемси.

— Его там сейчас может и не быть, — напомнил Мулай Али.

Вошел Махмуд, неся огромный медный поднос с серебряным чайником и чашками. Собеседники подошли к остальным, и Мулай Али бросил свернутую газету, которую держал в руках, двумдругим юношам. Усевшись, он начал разливать чай. Стекая в чашки, чай булькал, дымился и благоухал мятой.

— Как тебя зовут? — неожиданно спросил хозяин у Амара. Тот назвал свое имя.

— Фесец? — Мулай Али от удивления поднял брови.

— Моя семья всегда жила в Фесе, — гордо ответил Амар, чувствуя, что юноши с новым интересом принялись изучать его. Быть может, они решили, что он беррани , приезжий.

— Из какого хаума? — спросил Мулай Али, раздавая присутствующим чашки с чаем.

— Из Кеддана, под Джемаа Андалус.

— Да, да.

Амар ждал, что хозяин, прежде чем попробовать чай, скажет «Бисмилла», но тот ничего не сказал. Остальные тоже промолчали. Обычно Амар бормотал молитву себе под нос, еле слышно, но теперь, при виде подобной нерадивости, произнес ее достаточно громко. Лахсен обернулся и посмотрел на него.

Юноша, читавший газету, не спеша отложил ее и взял свою чашку. Лицо его выражало крайнее смятение.

— Бубонная чума, — сказал он. — Страшная болезнь. Человек весь распухает.

— Eioua! — согласился Мулай Али, словно желая сказать «Я ведь тебе говорил».

Лахсен громко отхлебнул чай, облизнул губы и сказал:

— Лагхзауи [52] Мохаммед Лагхзауи — один из лидеров партии Истиклал. … то есть Лазраки говорит, что сейчас в Алжире все подряд этим болеют.

— Наверное, она оттуда и пришла… — начал было юноша.

— Слухи! — резко оборвал его Мулай Али, пристально глядя на Чемси. — Об Алжире мы ничего не знаем.

Чемси кивнул.

Потом разговор зашел о городах, расположенных далеко на юге. «Тоже мне, нашли о чем говорить», подумал Амар. Он прекрасно понимал, что беседа ведется вокруг какого-то главного предмета, известного всем, однако все прилагали максимум усилий, чтобы он оставался неизвестен ему, Амару. Допив третью чашку, он встал.

— Уже очень поздно, — сказал он.

— Конечно, тебе хочется поскорее уйти, — с улыбкой произнес Мулай Али. — Что ж. Но не забывай нас. Приходи как-нибудь, и мы устроим настоящий вечер, с музыкой. Теперь ты знаешь, где мы живем.

Лахсен ухмыльнулся.

— Наш друг Мулай Али играет на флейте и скрипке.

— А наш друг Лахсен, если не ошибаюсь, любит поиграть с бутылкой, — лукаво добавил Мулай Али. Юноши рассмеялись. — Особенно если это розовое «Айт Суала».

— Нет, он и правда прекрасно играет на флейте, — продолжал Лахсен. — Сыграй нам, — попросил он.

Мулай Али пожал плечами.

— Амар собирается нас покинуть. Как-нибудь в другой раз. А Чемси захватит с собой из Мекнеса свой уд.

Чемси робко запротестовал, уверяя, что играет очень плохо.

— А ты на чем играешь? — спросил Мулай Али у Амара и взял его за руку, не вставая с места.

— На лирахе , немного, — смущенно ответил Амар.

— Baz! Вот и прекрасно! Сможешь подменить меня, если я устану. Всего тебе доброго. И позаботься о своих боевых ранениях. — Лицо Мулая Али стало серьезным. — И еще одно: не забирайся больше в частные владения, ты меня понимаешь? Представь себе, что вместо меня оказался бы кто-нибудь другой. Представь, что на моем месте оказался бы месье Дюран или месье Бланше. Eioua! В таком случае ты бы не ехал сейчас домой на своем велосипеде. А вы как думаете? — Он обернулся к юношам, ища поддержки. Те улыбнулись.

— Да уж! — прочувствованно произнес Лахсен.

Амар стоял, окруженный всеми этими людьми, подыскивая слова, чтобы объяснить, что он не такой уж глупый, вовсе не ребенок и понимает, что все их разговоры имели тайный смысл, который они не захотели ему открыть. Он решил, что лучше всего будет самому напустить загадочный вид, чтобы они подумали, что он все-таки понял их, несмотря на все предосторожности, но вместе с тем не обиделся за то, что его втянули в эту, в конце концов, детскую игру.

— Благодарю вас за доверие, — торжественно обратился он к Мулаю Али.

Задуманное сработало; Амар понял это по глазам Мулая Али, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул. Может быть, именно поэтому: казалось, на каких-то долю секунды он весь окаменел. И все остальные тоже, пусть на один миг. Пользуясь моментом, Амар решил действовать не колеблясь.

— До свидания, — сказал он, протягивая руку хозяину, потом по очереди попрощался со всеми тремя юношами и, наконец, с Лахсеном. Быстро поклонившись Мулаю Али, он повернулся и направился к двери. Похоже, никто не произнес ни звука, пока он спускался по лестнице.

Он был уверен, что не успеет отъехать от дома, как кто-нибудь его окликнет: ему не верилось, что наконец-то удалось выбраться. Он мигом вскочил на велосипед и, чувствуя огромный прилив сил, помчался по ухабистой дороге. Солнце стояло еще достаточно высоко, было не так поздно, как он думал. Лучи вызолотили сад, тени стволов черными прямыми полосами пролегли по земле. Цикады по-прежнему пронзительно пели в ветвях над его головой, но звук был приглушеннее, чем днем. Амар старался ехать как можно быстрее, чтобы поскорее добраться до шоссе. Там, казалось ему, уже можно отказаться от возвращения в загадочный дом, если Мулай Али догонит его на рычащем мотоцикле. Амар запыхался и вспотел, пока добирался до шоссе, но теперь ухабы и рытвины остались позади, он смог расслабиться и поехал не спеша. Столбы, отмечающие каждые сто метров, мелькали, убегая назад. Амар снова был счастлив. Правда, в глубине души все еще мелькали какие-то тени, вопросы, требующие ответа, дела, с которыми рано или поздно придется разобраться, — все это было неминуемо и никуда не исчезло, но сейчас Амар чувствовал в себе довольно сил, чтобы позабыть о них и положиться на волю случая.

Солнце, неустойчиво зависшее над горизонтом, быстро соскальзывало по краю небесной чаши к далеким очертаниям Джебель Зерхуна; темный массив горных пиков в дальнем конце равнины казался ближе, высвеченный яркими лучами светила. Где-то там, в самом сердце гор, уютно расположился священный город Мулая Идрисса, построенный руками его семьи много веков назад, еще при жизни Гарун аль-Рашида. Амар знал, как он выглядит, по открыткам — укрытый своими стенами, точно белым полотном, окруженный густыми, раскинувшимися по долинами и горным склонам оливковыми рощами. Амар, насвистывая, проехал первые небольшие фермы, разбросанные в окрестностях города. Мерзкие собачонки, которых так обожают французы, кидались на него со всех сторон с яростным лаем. Точно это были настоящие французы, Амар пытался их задавить, а, проехав, кричал: Bon jour, monsieur!