Сандро Веронези - Спокойный хаос

Да, Карло страдает, и он мне открылся — но можно ли придавать значение такому разговору? Как я раньше не обратил на это внимание, заметил это только сейчас. Мы ведь нагружаемся наркотиком: чего стоит такой разговор? Что он значит? Даже если на завтра я, возможно, обо всем забуду… Я уже начинаю обо всем забывать, я это чувствую: почему это я сразу не заметил? Помоги мне, Карло, расскажи мне все сначала. Я засыпаю, чувства снова покидают меня, твои слова улетучиваются: скорее, скорее расскажи мне еще раз. Расскажи мне о той девушке, что утопилась в Темзе и разбила тебе сердце. Ты уверен, что это было самоубийство, что это не был несчастный случай? Ты и вправду все эти двадцать лет день и ночь вспоминаешь о ней? Тебе так ее не хватает? Как ее звали? Скажи мне, это правда, что ты и по мне скучаешь, когда ты куришь наркотики? Да, да. Трейси. Да.

Что ж, сейчас мне гораздо лучше, но сегодня утром…

Сегодня утром еще до рассвета, когда я проснулся на диване, Карло уже не было, и вместе с ним исчез и опий, и все приспособления для его курения. Я встал и решил пойти в свою спальню, но тут же почувствовал себя препаршиво: меня ужасно замутило, и со всех ног я бросился в ванную. Я сидел на корточках в обнимку с унитазом, меня страшно рвало, через полуоткрытую дверь я заметил морду Дилана, он, можно сказать, с потрясенным выражением на морде смотрел на меня. Эта сцена могла продлиться какое-то мгновение: он сразу убежал, но в то мгновение мне, как никогда в жизни, стало стыдно за себя, казалось, мне буквально не пережить такой позор. Я почувствовал себя грязным, глупым и недостойным даже собачьей жалости, в тот миг я бы предпочел бухнуться головой вниз, в унитаз, утонуть в своих рвотных массах, как в той сцене из фильма «Trainspotting» [66] «На игле», 1996, США, фильм Дэнни Бойла по одноименному роману Ирвина Уэлша. , чем выйти из ванной комнаты и, по всей вероятности, встретиться взглядом с Мак, нянькой Клаудии, эта чистая душа еще до рассвета на ногах. Перспектива разбудить Клаудию, позавтракать с ней, отвезти ее в школу и остаться там, на школьном дворе, на целый день, как во все прошлые дни, внезапно мне представилась потерянным раем. Все было предельно ясно в тот момент: я был недостоин заботиться о своей дочери; рано или поздно эта истина все равно бы вышла на поверхность, рано или поздно я бы совершил нечто ужасное.

Потом, как водится, это чувство стало ослабевать и тускнеть, меня перестало рвать, и, поднявшись с корточек, я заметил, что твердо стою на ногах, а следовательно, у меня все еще есть будущее. Простое нажатие на кнопку смыва, и рвотные массы завертелись, полетели вниз зеленоватым водоворотом, а я, вопреки моему желанию, стал подумывать, что, возможно, мне удастся выйти сухим из воды. Я закрылся на ключ и наполнил ванну горячей водой, разделся и погрузился в воду, тщательно помылся, с остервенением намыливаясь всеми моющими средствами, попавшими мне под руку, вытер тело мягким купальным халатом, старательно побрился, надел свежее белье и чистую рубашку, хорошо отглаженный серый костюм, начищенные до блеска туфли, завязал самый красивый галстук, словом, я выбрал все самое лучшее, что нашлось у меня в гардеробе, и мало-помалу в моей душе стали воскресать силы. Между тем, на небе взошло солнце — яркое, жаркое солнце, абсурдное в середине октября. Из окна гостиной я посмотрел на улицу — люди спешили на работу, а я хоть и чувствовал себя хуже их всех вместе взятых, но не до такой же степени плохо, чтобы не смешаться с толпой? — и я повел Дилана на прогулку. Я смотрел, как, приняв нелепую и неустойчивую позу, он какает, впрочем, при подобных обстоятельствах так ведут себя все собаки, и, подбирая с тротуара его фекалии, я подумал, что кому-кому, но не ему, конечно, укорять меня в неподобающем поведении. Я вернулся в дом, и на кухне встретился с Мак; ее привычное молчание внушало мне уверенность в том, что она ни о чем не догадалась: не проронив ни слова, она сделала только один-единственный покровительственный жест, полный женской жалости: поправила мне морщившийся воротничок пиджака. Я почувствовал в себе силы пойти разбудить Клаудию, и все дальше пошло, как обычно. Мы позавтракали, она мне рассказала об ужине с дядей — в китайском ресторане, потому что японский был закрыт — мы вышли из дома пораньше, чтобы можно было поиграть со спутниковым штурманом в игру « К сожалению »; мы как всегда стали ждать на школьном дворе начало учебного дня и смотрели, как потихоньку подтягивались все остальные; все было как обычно, а потом звонок позвал в класс ее и других детей, а мы, родители, остались во дворе поболтать о необычно теплой погоде. В ту минуту мне просто не верилось, что накануне вечером я наломал столько дров, это, однако, не зачеркивало тот факт, что все это сделал я, тем не менее, чувствовал себя лучше: у меня было странное ощущение, немного похожее на то, что чувствуешь, когда подаешь пять евро, а на сдачу тебе протягивают пятьдесят, я отдаю себе в этом отчет, но по сравнению с ощущениями, изматывающими мне душу всего лишь три часа назад, когда я обнимал унитаз, мне было гораздо лучше: по крайней мере, я вполне смирился со своим позором. Я реабилитируюсь, подумал я.

А вот и Карло. Он подкатил на такси около половины двенадцатого; по пути в аэропорт он заскочил попрощаться со мной и оставил пакетик для Клаудии. Карло был безмятежно спокоен. Даже не могу представить, что и ему пришлось преодолевать такой же крутой подъем, что и мне, чтобы на утро быть презентабельным, он, должно быть, уже привык к пробуждениям подобного рода. Мы крепко обнялись и простояли так, в обнимку, довольно долго, но не обменялись ни одним словом. Несмотря на огромную работу над собой, чтобы как можно дальше отдалить вчерашние события, я не забыл о том, что сегодня ночью произошло между нами: мы вместе накачались наркотиком, и он поведал мне свои печали: он рассказал о том, как ему недоставало той девушки, утонувшей в Темзе, что он тосковал по маме, как он сильно скучал по мне . Нет, мы не сказали друг другу ни слова, но само наше объятие красноречиво заявляло, что нас связывала теплая братская дружба, с тех пор как, …наверное, у меня вырывается, с незапамятных времен. Вот и Иоланда подошла с собакой, а мы с ним все еще обнимались, она поздоровалась со мной, а когда он ушел, мы постояли еще немного, поговорили о погоде. Температура, наверное, поднялась выше тридцати градусов, и она мне сказала, что по радио сообщали, что ночью минимальная температура была 24 градуса — абсолютный рекорд для такого времени года. На ней, как и вчера, были джинсы «Барри» и желтая майка с надписью прямо на сиськах: « Gravity always wins » [67] Всегда побеждает земное притяжение (англ.). ; очень даже остроумное изречение, дерзкое и одновременно отчаянное, хотя бы и потому, что эта девушка еще очень молода, но ведь, если хорошенько подумать, совсем немного лет отделяют ее от истины, которую на настоящую минуту ее груди так нахально опровергают, и я взял на себя смелость прокомментировать эту надпись. «Мудрые слова», — сказал я. «Это слова из пес-ни», — ответила она. «Вот как? Из какой?» — «Что-то из репертуара „Radiohead“, — сказала она и направилась в районную администрацию за какой-то там справкой.