Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 4, 2003

См. также: «Если уж сам теракт строится как „зрелище“, то и адекватный ответ тоже должен быть зрелищем, причем — более интересным и убедительным, чем сам теракт. Например, все главные герои действа должны были быть уничтожены тем же — или более эффектным — способом, каким они угрожали уничтожить своих жертв, без всякого „суда и следствия“», — пишет Константин Крылов («Конец маневров» — «Спецназ России», 2002, № 12, декабрь).

Cм. также: Константин Крылов, «Момент истины» — «Спецназ России», 2002, № 12 (75), декабрь

Егор Холмогоров. Просто Россия. Апология национализма. — «GlobalRus.ru». Информационно-аналитический портал Гражданского клуба. 2002, 21 ноября

«Как нетрудно заметить — за разным „контентом“ скрывается одна и та же риторическая конструкция: „Если Россия не обладает Х, не совпадающим с самой Россией (монархия, коммунизм, либерализм и т. д.), то она не Россия вовсе и лучше совсем ей сгинуть, чем быть такой уродиной“. То есть Россия не может, по логике своих многообразных „внутренних“ обидчиков, не имеет права существовать ради себя самой, а русские, если они не приносят себя в жертву некой „великой идее“ (обычно окрашиваемой в тона мазохизма), должны чувствовать себя ущербными. <���…> Может быть, случайно, может быть, нет, но все представители идеологии „Россия без Х должна умереть“ сегодня объединились в общем неприятии существующего политического режима, поскольку в основе этого режима в конечном счете лежит именно „Россия без Х“ — просто Россия. <���…> Разделение между теми, кто любит эту прекрасную страну, Россию, и этот многострадальный и много обижаемый, но благородный и добрый народ — русских, и теми, кто все это ненавидит, проходит не на уровне „контента“ идеологий, а по базовым эмоциям любви и ненависти, желания процветания и жизни или желания уничтожения и смерти. <���…> В сегодняшней ситуации это означает, что русским самое лучшее и самое умное любить то государство, которое у них есть, и не менять вполне живого чирикающего воробья в руках на место в „боинге“, врезающемся в один из нью-йоркских небоскребов».

См. также: «<���…> я все-таки отпетый русский националист. Выражается это в том, что очень люблю Россию, очень люблю мой добрый и столь многими ненавидимый народ <���…>, и я хочу, чтобы ему не было плохо, а было хорошо. <���…> Я считаю и буду считать, что если есть что-то, что идет на пользу русскому народу (то есть увеличивает хотя бы немного его силу, благосостояние и самоуважение) — будь то ядерные ракеты или нефтедоллары, будь то китайские рестораны или суперкомпьютеры, группа „Альфа“ или издание на русском языке галиматьи Дерриды, — то это может и должно быть одобрено в том отношении, в котором оно для России и русских полезно, и должно быть осуждено и отвергнyто в той степени, в которой это для русских вредно и неполезно. Все хорошее должно принадлежать русским, и никакое материальное или духовное благо, которое могло бы быть усвоено русскими, не должно отвергаться на том основании, что оно является „чуждым“, „западным“ „нетрадиционным“ и т. д.», — пишет Егор Холмогоров в своем сетевом дневнике от 18 ноября 2002 года

См. также: «Национализм при этом надо жестко отличать от „патриотизма“ или „великодержавности“. <���…> Национализм ориентирован на народ, который, с точки зрения националиста, представляет собой единую „команду“, цель которой в достижении успеха. Для националиста важнее всего: во-первых — успех, во-вторых — будущий успех. Национализм „футуристичен“, любые прошлые достижения для него являются значимыми только в той степени, в которой они свидетельствуют о том, что „мы можем“. По той же причине национализм оптимистичен — патриотизм может быть очень пессимистичен, скорбя по разрушенным святыням, державничество может переходить в нигилизм, вовсе отрицая право „не-великой“ страны на существование, национализм живет надеждами и весь поглощен мобилизацией народа на реализацию этих надежд, то есть превращение его в нацию, то есть людей, успеха достигших. При этом — успех может быть вполне весомым, вроде создания конкурентоспособной экономики, может быть вполне забавным, вроде успеха футбольной команды на мировом чемпионате. Важно не это, а само закрепление в национальном сознании алгоритма: мы не могли — мы объединились — мы напряглись — мы смогли. <���…> У русских слишком много значимых достижений в прошлом — империя, космос, ракеты, перекрытый Енисей, поэтому очень сложным оказывается поддержание „футуристичности“ национализма, почти все окажется возвращением к недавнему советскому прошлому, и результат сравнения для новой России почти всегда будет невыигрышным. Поэтому основой националистической мобилизации (ни в коем случае не путать с национальной идеей) может быть только то, что заведомо отсутствовало в ближайшем советском прошлом. Таких вещей, собственно говоря, три — это рыночная экономика, интеллектуальная свобода и религия <���…>. На практике это означает, что для завоевания своего места в мире России не избежать национальной мобилизации на: а) превращение нашей страны в страну с развитой рыночной экономикой, причем это превращение должно рассматриваться как самоцель, как форма реализации национального достоинства, а не только как средства выживания; б) на признание России в качестве ведущего и влиятельнейшего интеллектуального центра, продуцирующего новые идеи и оказывающего решающее влияние на глобальное интеллектуальное поле; в) на завоевание престижа наиболее серьезно и глубоко религиозной страны», — пишет Егор Холмогоров в своем сетевом дневнике от 21 ноября 2002 года

См. также: «Как известно, я — русская свинья. Выражется это на эмоциональном уровне в том, что я очень не люблю русофобию во всех ее видах, а люди (а также компании, организации, социальные слои и народы), ее исповедующие и практикующие, вызывают у меня ненависть и омерзение. Еще я очень не люблю плохих людей. Плохих с точки зрения „естественной нравственности“. <���…> Оборотной стороной этого дела у меня является крайнее равнодушие ко всем прочим человеческим различиям. Признаюсь честно: мне (эмоционально) „совершенно никак“, какой у кого шнобель, <���…> гастрономические привычки, сексуальная ориентация и ты ды и ты пы. Подчеркну: речь идет не об „идейной толерантности“ и „уважении Другого в Другом“ (этого я всего совершенно не понимаю), а именно о полном равнодушии к этим делам „на уровне чуйств“. <���…> Однако я отдаю себе отчет в том, что это слабая позиция. „Крутые“ народы ненавидят и презирают чужаков на уровне физиологии. <���…> И я полностью отдаю себе отчет в том, что в этом — сила. Ни в чем ином. „Здесь бдолах и камень оникс“. И я, конечно, хотел бы, чтобы русские приобрели (за любую цену) это волшебное свойство — гнушение чужеродным, такое вот физиологическое, забитое в подкорку, в мозжечок, как у всех остальных уважающих себя наций. Но сам я, увы, „не такой“…» — пишет Константин Крылов в своем сетевом дневнике от 21 ноября 2002 года