Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 7, 2003

Новый «нефтяной» взгляд на мир привел Паршева и к новым геополитическим выводам. Из-за изрядной противоречивости комментировать их — непростая задача. Например, на стр. 11 Паршев назвал события 11 сентября таинственными: «И даже не таинственные события 11 сентября 2001 года и их не менее таинственные последствия…»; к стр. 296 он разобрался, в чем причина: «Невозможно скрыть, да особенно никем и не скрывается, что корни терактов 11 сентября тянутся исключительно к верхам саудовского общества, и нищие талибы тут вовсе ни при чем»; но к концу книги (стр. 352) сменил мнение на противоположное: «Тут была высокая степень организованности и убежденности — и при чем тут Саудовская Аравия?» Оценки американо-иракских отношений однозначны, но логичными их назвать трудно — все время хочется задать автору книги вопрос, нельзя ли, пользуясь его логикой, прийти к противоположному выводу — не было бы более выгодным для США просто снятие санкций с Ирака, оставляющее Саддама Хусейна в покое? В самом деле, выход на мировой рынок страны с огромными запасами дешевой нефти моментально сбросил бы цены, а Ирак, нуждающийся в инвестициях, вряд ли в ближайшие годы согласился на резкое снижение своей уже десять лет невыбираемой квоты. Затраты Америки на войну оцениваются примерно в стоимость двух-трехлетнего американского импорта нефти при нынешних высоких ценах, вызванных прежде всего нагнетанием этого кризиса.

И наконец, о том, что, по словам Паршева, подвигло его на написание этой книги, о словах сына Рузвельта насчет корыстных целей внешней политики США. Комментируя эти слова, я буду обращаться не к Паршеву, поклоннику И. В. Сталина и любителю отождествлять Гитлера с западным обывателем, а к читателям, надеюсь, стоящим на иных, менее людоедских, позициях. Великие лидеры западного мира — Рузвельт, Черчилль и Де Голль — были не только борцами с тоталитаризмом, но также представителями своего круга, своих стран и своего времени, и, наконец, они были политиками со всем присущим этому виду деятельности цинизмом. Ими двигали не только возвышенные глобальные задачи борьбы с фашизмом, но и вполне прозаические экономические интересы своих стран. Они не только сражались, но и торговались с Гитлером, Сталиным и друг с другом, используя в этой торговле слабости своих контрагентов. И лишь адепты «монониточных» (термин Г. Померанца) конспирологических изысканий склонны видеть непримиримые противоречия между возвышенными словами деклараций и приземленным торгом закрытых переговоров.

Единственное, что я могу посоветовать Паршеву и его единомышленникам, так это заглянуть в свои собственные души и обнаружить там не только страстную любовь к России и ненависть ко всему остальному миру, но также желание прославиться, убедив других в правоте своих взглядов. Не знаю, как другие борцы с жидомасонским заговором, но сам Паршев в этом отношении явно небезнадежен, иначе он не написал бы, что «с точки же зрения чистой науки вступление России в ВТО лично мне будет очень полезно. Наши внутренние цены будут более точно соответствовать мировым, и иллюзий насчет конкурентоспособности российской экономики будет поменьше. О чем я всегда и говорил».

Когда я читал эти книги, меня порой одолевали сомнения, верит ли сам автор в то, что он пишет. Чем являются для него самого эти транспортно-климатические и нефтяные идеи-фикс — постмодернистскими интеллектуальными играми, рабочими гипотезами, полезными для самообразования, или искренними заблуждениями, меняющимися с калейдоскопической быстротой? До последней страницы я так и не сумел найти ответ на этот вопрос.

С.-Петербург.

Габриэль Марсель. Пьесы. Перевод с французского Гаянэ Тавризян. М., Издательство гуманитарной литературы, 2002, 351 стр.

Эта книга попала на мою полку волею случая, и встреча с ней не сулила особых читательских радостей. Габриэль Марсель (1889–1973) — французский католический мыслитель (весьма неортодоксального, экзистенциалистского толка), а я уже знала, что в ХХ веке все французские философы — от Сартра и Камю до деконструктивистов — писали для подкрепления своих идей беллетристику а thиse, захватывающей которую не назовешь; впрочем, для одного-другого романов Камю сделаем исключение. Да и сам Марсель настойчиво просил не отделять его драматургию от его философской мысли, по моим, крайне поверхностным, впечатлениям — весьма расплывчатой.

И вот поди ж ты: начала читать — и не могла оторваться. Эта моя увлеченность, правда, распространилась только на первые две пьесы — «Пылающий алтарь» и «Завтрашняя жертва», две следующие за ними (не в хронологическом, а в избранном переводчицей порядке) — «Семья Жорданов» и «Человек праведный» — показались несколько заунывным повторением первых двух.

В эссе «К трагической мудрости и за ее пределы» (см. в сб.: «Самосознание культуры и искусства ХХ века». М., 2000) Марсель пишет, что нынче «подлинность внутреннего суда совести радикально поставлена под вопрос». Так вот, в его драмах подлинность этого суда восстанавливается в правах — средствами, я бы сказала, минималистскими: непатетическими, психологически нюансированными, сводящимися, в сущности, к обмену летучими репликами между персонажами. Это драмы выяснения, пролития света (Света), когда истина людских мотивов постепенно выступает наружу из смутной путаницы неосознаваемых страстей. Немного похоже на Ибсена (хотя бы сюжетами-развязками, при досценической завязке отношений), еще больше — на Чехова (самое удивительное, что Марсель прочитал его пьесы поздно, после).

Мне грустно, что я, должно быть, никогда не увижу этого на сцене; на моем веку наш театр вряд ли вернется от принципа шоу к принципу психологического разбирательства с присущими ему оттенками и подтекстами игры. Все это осталось в том культурном веке, который я чуть-чуть успела захватить и в котором жил автор. А жаль, как живо я представляю себе великолепную Аллу Демидову в роли деспотически-пламенной Алисы Фортье из зажженного ею «Пылающего алтаря». Право, здесь наконец есть что играть таким актерам (кои, впрочем, наперечет). И хоть в пьесах этих экзистенциально чистая ситуация выключена из социальных сшибок, написаны и поданы они как травматические хроники, освещенные событиями Первой мировой. Сегодня задевает и это.

Переводы специалистки по современной французской философии Г. Тавризян оказались превосходны (и в смысле пригодности для сцены). Ей же принадлежит основательное предисловие.

С. А. Левицкий. Свобода и ответственность. «Основы органического миросозерцания». Статьи о солидаризме. М., «Посев», 2003, 462 стр.