Леонид Сергеев - Заколдованная

С того времени прошло много лет, но жизнь у тети наложила на меня отпечаток: во мне осталось что-то вроде боязни замкнутых пространств. Я задыхаюсь в маленьких комнатах, не выношу подземных переходов и тоннелей и даже в горах чувствую ущемление своей свободы.

Однажды я все-таки удрал от тети, и надолго. Тот день запомнился по двум причинам: во-первых, потому что я освободился от опеки в момент, когда меньше всего на это рассчитывал. Тетя уронила очки, и, пока их искала, я исчез. Именно тогда я понял, что прекрасное еще прекраснее, если оно неожиданно, а когда подготовлено — уже не совсем то. Во-вторых, в тот день я нашел ключ, которым открывают дверь в мир природы.

Очутившись за забором, я побежал к реке, но не напрямую, как обычно, а через низину, заросшую тальником. Этим хитрым маневром я сразу сбил тетю с толку. Она не могла поверить, что малолетний племянник способен до такого додуматься. Как и мои родители, она явно недооценивала меня. Я точно помню — в детстве понимал гораздо больше, чем предполагали мои родственники.

Так вот, пробежав низину и очутившись у реки, я смекнул, что тетя уже выскочила на поиски, и решил временно замаскироваться: лег под огромную корягу и прикрылся ветвями. Через несколько минут мимо пронеслась запыхавшаяся тетя; она, как танкетка, неслась сквозь кусты и вопила:

— Батюшки! Ангел мой пропал!

А я лежал себе под корягой и злорадно посмеивался — наконец-то отомстил тете за все. Момента приятней этого и не вспомнить. У меня даже мелькнула мысль насолить тете еще больше — утопиться, но, взвесив все «за» и «против», пришел к заключению, что собственная жизнь все-таки дороже тетиных страданий, и передумал.

Так и лежал под корягой, пока обессилевшая тетя не засеменила к дому глотать таблетки от сердца и звать соседей на поиски; тогда вылез из укрытия и пошел вдоль реки.

Настроение у меня было чудесное, лучше нельзя придумать. Я знал, что отделаюсь всего-навсего воспитательной взбучкой, а о тетиных переживаниях не думал вообще. Самым главным для меня была собственная судьба, а за нее особенно волноваться не приходилось — тетя постаралась распланировать ее на много лет вперед, предварительно застраховав от неприятностей. Наверно, поэтому у меня отвращение ко всему слишком упорядоченному.

Я шел по берегу, пинал ракушки, бросал в воду гальку, ловил жуков. Тогда, кстати, я был убежден, что все насекомые существуют только для того, чтобы их ловили. Скоро я ушел довольно-таки далеко. Река разделилась на множество мелких проток с маленькими островами; на них прямо в гальке росли высокие растения, похожие на зонты и граммофоны, а у воды по плотному влажному песку бегали изящные трясогузки — носились за мухами, быстро-быстро перебирали лапками и застывали, раскачивая хвостики, как маятники крошечных часов. Протоки были мелкие и прозрачные, каждый камешек просматривался на дне. Иногда в воде, точно серебристые молнии, мелькали пескари. Над протоками трепетали стрекозы.

Я шлепал по теплому мелководью, как первооткрыватель, обследовал каждый островок и ручей и всему давал названия. Чаще всего связанные с моим именем. Но в то же время я был не настолько глуп, чтобы в памяти потомков остаться эгоистом. Несколько мелких островов назвал в честь близких и знакомых, причем размеры называемой площади не были в зависимости от родственных уз, а измерялись количеством подарков, подаренных мне тем или иным человеком. Вспомнил о всех знакомых, кроме тети, конечно — я считал, что тираны не стоят того, чтобы о них оставалась хотя бы маленькая память.

Через час, порядочно поплутав, я вдруг увидел около одного из протоков загорелого мужчину, в майке, галифе и сапогах. Он сидел на корточках и строил через ручьи… игрушечные мосты. Подкравшись ближе, я раздвинул кусты и стал наблюдать.

Мужчина был высокий, худой, светловолосый; он то сосредоточенно строгал прутья, то, как фокусник, перебирал разные чурки и бруски, и тогда уголки его губ подрагивали от улыбки. Мужчина непрестанно курил, но хлопья от папиросы не падали вниз, а каким-то странным образом вились вокруг «строительной площадки», словно рой мошкары у фонаря.

Но особенно странно выглядели мосты. Одни из них были легкими и зыбкими, державшимися на еле видимых бечевках; казалось, дунь на них — и они рассыпятся. Но время от времени, чтобы проверить прочность своих конструкций, мужчина наступал на них, и удивительная вещь — хрупкие сооружения его держали.

Другие мосты были очень длинные — тянулись с одного берега ручья на другой без всяких опор, — и казалось просто невероятным, что они не рушились. Были мосты, напоминающие арки и виадуки, со множеством разных лепнин, украшенные галькой и ракушечником. И были мосты из разноцветных ветвей, как маленькие дождевые радуги.

«Кто этот дядька? — мелькнуло в голове. — Волшебник или чудак? И почему строит игрушечные, а не настоящие мосты?» Я готов был кричать на всю окрестность, чтобы все бежали смотреть на это чудо, но онемел от восторга, и понесся сломя голову домой, чтобы привести к реке хотя бы тетю. Но когда вбежал в дом, тетя сразу начала меня отчитывать за «безобразный поступок», потом долго взывала к совести, сетовала на мою неблагодарность. Потом еще некоторое время всхлипывала, приходила в себя, а когда наконец у нее появились проблески интереса к увиденному мною, неожиданно хлынул дождь.

После дождя тетя, кряхтя, надела боты и поплелась со мной на речку. Всю дорогу она бормотала о протекшей крыше и размытых грядках, только когда мы подошли к реке, замолчала. И я подумал: она потрясена не меньше меня. Ведь никаких мостов не было. На их месте шумели мутные пенистые потоки.

С самого раннего детства мне хотелось убежать из дома. Я все время мечтал пожить без родителей, без их нравоучений и контроля, без постоянного ограничения моей свободы. Едва научившись ходить, я начал прятаться: в шкафы, под кровати, в сундуки, а года в три уже забирался в такие недоступные закутки, что в поиски включались жильцы всего дома, а иногда и милиция. В пять лет, когда мое воображение несколько расширилось, а свободолюбивый дух окреп, я начал знакомство с соседними дворами и улицами. Что только со мной не делали! Запирали в квартире, отдавали в детские сады — ничего не помогало. Домой меня возвращал только голод, да и то поздно вечером, когда мать с отцом сбивались с ног от беготни по дворам.

Став постарше, я пришел к замечательному открытию — путешествию в трамвае. Как-то утром сквозь сон я услышал, что родители собираются на рынок. Когда они ушли, я вскочил с постели и выбежал из дома. Было еще очень рано; по пустынным улицам бесшумно скользил ветер, где-то в домах гулко били часы и звенели будильники. Я прошел все знакомые переулки и очутился на улице, по которой пролегали рельсы. На рельсах стоял трамвай. Первый утренний трамвай, умытый и сверкающий. Пошарив в карманах, я нашел несколько монет и шагнул в вагон. В то время кое-какую мелочь мне выдавали на мороженое и кино, правда, после долгих вымогательств и угрозы — убежать из дома навсегда. С деньгами я почему-то чувствовал себя намного свободнее, чем без них.