Леонид Сергеев - Вид с холма

Еще раньше мать Елены рассказала Вадиму, что «зять сломался после того, как дочь ему изменила». Вадиму было жаль парня, при нем он чувствовал себя неловко, ему казалось, что он вошел в чужую жизнь и тем самым помешал Володе сохранить семью, наладить отношения с женой. Но однажды Володя сказал, что ни на что не надеется, что Елена слишком презирает его и что он приходит «просто побыть около нее». Дочерью он почти не интересовался, да и Елена старалась не подпускать ее к нему. Случалось, выпив, Володя звонил Елене поздно вечером, пытался что-то выяснить, что-то объяснить. Елена слушала, закатив глаза к потолку, вставляла едкие словечки, потом крикливо обрывала разговор и швыряла трубку. В конце концов она окончательно возненавидела мужа, и тогда он стал приходить к Вадиму. Переминаясь с ноги на ногу, объяснял Елене, что «пришел поговорить с ним». Вадим не отказывался, чтобы не причинять парню боль.

У Володи был мотороллер, и до знакомства с Вадимом Елена часто пользовалась услугами мужа: звонила ему, чтобы подвез на работу (он жил у матери на соседней улице) или к дочери в летний детсад. И Володя незамедлительно забрасывал свои дела.

— Я верчу им как хочу, как куклой, — хвасталась Елена подругам.

Как-то Вадим с Володей сидели вдвоем на кухне; разливая водку, Володя безнадежно вздыхал:

— Мне бы надо жениться снова. Их, девиц, как ты догадываешься, у меня полно. Я ведь дамский мастер, и не последний. Одно время работал в салоне. Сейчас уже не то. Руки потеряли чувствительность, ведь вожусь с мотороллером. Но девицы все равно идут ко мне, а не к женщинам мастерам. Сейчас скажу почему. Давай выпьем… Они, как бы тебе объяснить, всегда идут к мужчине мастеру. Ведь женщина мастер никогда не сделает другой женщине на уровне. Это дело тонкое. Тут надо знать психологию женщин. Настоящая прическа это ведь что? Это когда не чувствуется, что ты вышел из парикмахерской, только твоя голова приобрела аккуратность. Это, как ты догадываешься, сложное дело… Так вот, я и говорю, что у меня достаточно девиц. Полная записная книжка. И есть красотки, я тебе скажу, первоклассные… а вот хожу сюда. Ты, кстати, на меня не в обиде? Если что, скажи. Но, понимаешь, наверно, я люблю Лену. Ничего не могу с собой поделать. Да ты разливай, чего там!

В начале нового года Вадим на десять дней уехал в Дом творчества, решил в уединении закончить несколько холстов к весенней выставке, и за десять дней сделал больше, чем за иной месяц, поскольку не тратил время на разъезды по городу, не отвлекался на бытовые обязанности в Еленином доме. В Москву он вез связку из четырех картин. В электричке вместе с ним ехало еще несколько художников.

— Меня встретит на вокзале жена, — сказал один.

— А я дал телеграмму подружке, должна подойти, — объявил другой.

Вадим не просил Елену встречать его, но внезапно увидел ее на платформе — она стояла, прижавшись к фонарному столбу; больше никаких встречающих не было. В метро Вадим подумал: «И почему свое счастье всегда кажется ненастоящим, а чужое — прямо сказочным? Одна встреча Елены чего стоит!».

В последующие дни Вадим подолгу задерживался на Соколе, делал макеты журналов, открытки и одновременно подготавливал давно задуманную серию портретов «Философы России». Точно штангист, постепенно увеличивающий вес штанги, он подводил себя к пиковой форме для серии, но терзался, что теперь, взвалив на себя новую семью, несет двойную нагрузку: подготавливается к основной работе и выполняет заказы ради денег. В заказной графике он все делал на приличном уровне, но то, что первым приходило в голову. Он постоянно испытывал нехватку времени, а спешка не позволяла придумывать лучшие решения. «Использую старые, заезженные методы, — усмехался он про себя. — Центр тяжести в работе все больше смещается в сторону ремесленничества… Неужели сломался? Неужели меня покинул творческий запал?». Вадим мучился, оттого что стал повторяться, он постоянно боролся со своей совестью, хотел побыстрее разделаться с заказами и писать «для души». «Главное — сбросить этот груз, — рассуждал он. — Освободить перед собой пространство, а вдохновение придет, для него нужен всего-навсего какой-нибудь внешний импульс».

К Елене он приезжал усталый, раздраженный, но она не понимала его состояния, спокойно ставила перед ним суп и с довольной улыбкой спрашивала:

— Ну, как продвигаются макеты, открытки? Скоро закончишь? Может, на эти деньги купить тебе и мне по дубленке?

Как-то Вадим вернулся с Сокола ночью и от перенапряжения долго не мог уснуть, но рано утром Елена разбудила его:

— Вставай! Мне пора на работу. Отвезешь меня? Или знаешь что, я сама доберусь, а ты сходи в магазин.

В другой раз Вадим работал ночью и приехал только под утро и сразу крепко уснул. Утром Елена его не будила, но с работы позвонила и недоуменно воскликнула:

— Как, ты все еще спишь?! Ты знаешь сколько времени? Я уже наработалась… Совесть у тебя есть?

В Елене не было природного творческого потенциала, она не понимала, что художники — люди настроения, которое зависит от успеха или неудачи в работе. От этого непонимания она пыталась упорядочить жизнь Вадима, приспособить его к своему режиму. Вадим, естественно, не подчинялся, и это злило ее.

На весеннюю выставку Елена явилась чрезмерно разодетой, надела на себя все, что по ее мнению представляло ценность. Вадим встретил ее и подумал: «Можно надеть старую одежду, даже заштопанную, но безвкусную!». Картины Елена почти не смотрела, зато ежеминутно брала Вадима под руку, подводила к разным группам художников, всем улыбалась, говорила какие-то ничего не значащие слова: «довольно интересно», «занятно», «красиво, но вяло», «не прописано»… Она изо всех сил показывала, что имеет прямое отношение к живописи, а ее яркая индивидуальность служит источником вдохновения Вадима, стимулирует его творчество и без нее он вряд ли сделал бы что-нибудь дельное. Вадиму было стыдно за Елену, несколько раз он останавливал ее, просил держаться скромнее, но она простодушно вопрошала:

— Чем ты недоволен, не понимаю?

— И не поймешь, — с обреченной усмешкой заключал Вадим.

Он опять вспоминал Тамару, у которой все манеры были естественные, врожденные, а не приобретенные и наигранные. Внутренняя культура позволяла ей в любом обществе вести себя раскованно, но в определенных рамках и с достоинством. Но главное, она подпитывала его творчество, а Елена обедняла.

У Елены приближался отпуск, и Вадим предложил провести его где-нибудь в деревне у реки, но Елена восприняла это как насмешку. Она даже чуть не расплакалась от возмущения.

— Я всю зиму мечтала поехать к морю, а ты говоришь о какой-то деревне! У меня ведь отпуск один раз в году. Я так устала. Давай поедем к морю на машине. Твоя машина не развалится по дороге? (она никогда не говорила «наша машина», всегда «твоя машина»). И Ирину я возьму, мне не с кем ее оставить. Мать не хочет с ней сидеть. И поедем на Кавказ на Холодную речку. Там есть одна знакомая, мы у нее отдыхали в позапрошлом году.