Леонид Сергеев - Вид с холма

Или:

— Вчера ночью в оврагах бродили привидения!

Само собой, мы не верили ей.

Однажды, сильно встревоженная, Лидка спросила меня:

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — говорю.

— А я видела сон — тебя укусила змея!

Ее сон оказался вещим — на следующий день в овраге меня действительно укусила змея, после чего я побежал в больницу, где мне сделали укол сыворотки.

Через два или три года по пути в школу на совершенно ровной тропе я подвернул ногу и потянул связки. Не успела нога прийти в норму, как мне вновь не повезло — на том же самом месте я упал и ободрал колено. Я стал обходить заколдованное место, но однажды забылся и опять шмякнулся. Все ребята проходили то место играючи, а я, как ни осторожничал, непременно спотыкался.

Самым необычным в этой диковинной истории оказалось то, что спустя несколько лет, когда я возвращался из армии и уже начисто забыл все злоключения на тропе, именно на том же самом месте я грохнулся особенно чувствительно — так, что посыпались искры из глаз.

В двадцать четыре года я женился. Мой брак не был результатом высоких чувств. Я вообще не собирался и был не вправе с кем-либо расписываться, поскольку не имел своего жилья и хорошей специальности. Моя подруга, с которой я встречался, тоже не горела желанием связывать свою жизнь со мной — «по сути голодранцем», как выражалась ее мать. К тому же, моя подруга была уверена, что не может иметь детей. Но вдруг он забеременела и нам пришлось идти в загс. А потом мы сняли комнату и, среди прочего, как символ совместной жизни, приобрели небольшой круглый аквариум. И рыбку молинезию. Но наша семейная жизнь не сложилась, мы были слишком разные. Какое-то время мы жили вместе ради дочери, но, конечно, такое сожительство долго не могло продолжаться. И так получилось, что в день, когда мы развелись, я случайно заглянул в аквариум — рыбка неподвижно лежала вверх брюшком на поверхности воды. Еще накануне резво плавала среди растений и вдруг…

Нечто подобное произошло через много лет с цветами моей матери. Мать любила комнатные цветы, бережно ухаживала за геранью, фиалками, бегонией, разговаривала с ними, но особенно заботилась о большом кактусе, который, словно исполин, возвышался на подоконнике над всеми растениями и цвел розовыми граммофонами — мать называла его «мой любимчик». И надо же такому случиться! — буквально на следующий день после смерти матери все цветы завяли, только кактус продолжал стоять в горшке.

— Его согревает любовь твоей матери, — сказала соседка.

Но вскоре и кактус заболел — начал желтеть внизу. Я рыхлил под ним землю, подсыпал питательные добавки, но желтизна продолжала расширяться и однажды утром, проснувшись, я взглянул на подоконник — «любимчик» матери лежал на боку.

Одно время по воскресеньям я ходил с ног до головы перемазанный машинным маслом — постоянно чинил свой старый «Москвич», а, случалось, и колымаги приятелей автомобилистов. Однажды позвонил поэт Владимир Дагуров, попросил подъехать к нему, завести его «Запорожец» и заодно дать урок вождения — у него чего-то там не получалось. Я приехал к нему на «Москвиче», завел его драндулет, и мы с поэтом часа два колесили по тихим переулкам его родного Сокола. Прощаясь, он крепко пожал мне руку и вдруг воскликнул:

— Смотри! У нас одинаковые номера машин!

В самом деле, несмотря на разные модели и год выпуска, номера наших «тачек» были сделаны, точно по шаблону — один к одному.

— Мистика! — засмеялся поэт. — Оказывается, не зря у нас с тобой и мысли частенько одинаковые!

Позднее он написал рассказ про это совпадение. Вернее, не столько про номера, сколько про моих собак Челкаша и Дыма, с которыми я приехал и которые были пассажирами в его машине, пока мы отрабатывали разные маневры, и сопровождали лаем каждое неудачное действие моего приятеля.

Вскоре у меня появилась возможность съездить на неделю во Францию. Челкаша и Дыма я отвез на дачу к брату. Дым был в цветущем возрасте, а вот Челкашу исполнилось тринадцать лет, его беспокоила опухоль у основания хвоста, правда, он имел отменный аппетит и временами проявлял завидную для старых собак живость. Прощаясь со своими лохматыми друзьями, я обнял их; Дым взглянул на меня насупившись, но тут же разулыбался — он прекрасно понял, что я уезжаю ненадолго, а Челкаш смотрел на меня долго и грустно, предчувствуя, что мы расстаемся навсегда.

Я вернулся из поездки поздно вечером, чуть ли не в полночь, хотя на последнюю электричку до дачи мог бы успеть, и некоторое время колебался — ехать или нет? С одной стороны соскучился по собакам, с другой — валился с ног от усталости. Решил все же поехать рано утром. А в два часа ночи проснулся, словно от удара — что-то с Челкашом! Одевшись, я курил до рассвета и с первой электричкой приехал на дачу.

Челкаш умирал тяжело, затих только в два часа ночи. Ровно в два ночи.

Последнее совпадение произошло, когда я уже стал старым и нет-нет да оборачивался назад, просматривал свое прошлое. Как-то, прогуливаясь по городу, очутился на Светлом проезде, где жил довольно долгое время в семидесятых-восьмидесятых годах. Я брел по проезду и вспоминал…

Эти сестры жили в соседнем доме: старшая Катя работала преподавателем в техникуме, младшая Светлана училась в институте. Внешне сестры почти не отличались друг от друга: обе высокие, светловолосые, голубоглазые, только Катя была веселой, общительной, а Светлана — тихой, замкнутой. С Катиного лица никогда не сходила улыбка, она со всеми была приветлива; по утрам, отправляясь на работу, она шла по проезду и негромко пела, и здоровалась со всеми — и знакомыми и незнакомыми, непременно добавляя:

— Удачного вам дня!

Даже в ненастную погоду ее не покидало приподнятое настроение. «Девушка — праздник» называл я ее про себя.

Как-то летом в дождливый день я шел домой, усталый, промокший, вдруг слышу кто-то за спиной поет. Обернулся — за мной под зонтом вышагивает Катя и, как ни в чем ни бывало, напевает что-то веселое.

— Идите под мое цветное укрытие! — зовет меня и улыбается.

Я пристроился под зонт, а она смеется:

— Ближе! Обнимите меня, так будет удобнее. Не бойтесь, я не кусаюсь!

Так мы и подошли к нашим домам, прижавшись друг к другу. По пути Катя еще сказала:

— Такой чудесный день! Теплый летний дождик — что может быть лучше?! Я люблю дождь. Дождь — всегда к удаче, вы заметили?.. Вообще, наше настроение не зависит от погоды и времени года, мы сами себе создаем настроение, разве не так?

В тот же год была теплая осень; во время листопада из соседнего парка тянули запахи листвы и хвои. А я свой отпуск проводил в гараже, в очередной раз чинил старую машину. Каждое утро, проходя мимо гаража, Катя весело приветствовала меня, желала «удачного рабочего дня», спрашивала: