Сьюзен Баркер - Сайонара

Еще один скрип, еще один сердечный перебой. Я чувствовал, как бешено стучит пульс под кожей. Босой и липкий от пота, я медленно двинулся в направлении нежилой комнаты.

Из-за стеклянной двери шел низкий, царапающий звук, словно по камышовому татами тащили что-то тяжелое. Этот звук попирал все основы моей веры. Приняв внезапное решение, я безрассудно раздвинул двери.

Казалось, пустая комната глумится над моими страхами. Виолончель была прислонена к книжному шкафу и выглядела так же невинно, как и предыдущей ночью. С тех пор в комнате изменились только тени – теперь они залегали под тупыми углами и казались темнее. Гнев уступил место облегчению, а затем – страху. Я пообещал себе, что непременно схожу к врачу. В понедельник возьму выходной. Пора прекратить эту пытку.

Забыв про ванную, я спустился вниз, надел мокасины, пальто и вышел на улицу.

Я нерешительно топтался у входа в бар. В животе словно порхали громадные бабочки. Я боялся, что, если открою рот, бабочки вылетят наружу. Что меня дернуло прийти сюда? В одиночку! Я уже готов был спасаться бегством, как дверь отворилась.

– Добрый вечер! Что желаете?

Это была Стефани из Флориды, сегодня она заколола рыжие волосы на макушке. Мне понравилось, что Стефани сменила обтягивающий черный наряд на скромное жемчужного цвета шелковое платье, которое скрывало фигуру от шеи до лодыжек.

– Постойте, вы приятель Мураками-сан!.. Зайдете?

– Да, благодарю вас.

Я снова обрел способность связно излагать мысли.

Стефани взяла меня под локоть и мягко втолкнула внутрь. Тяжелые стеклянные двери захлопнулись за нами. Когда Стефани заскользила передо мной, оборачиваясь и с улыбкой показывая дорогу, я покраснел до самых ушей. Платье Стефани, такое скромное спереди, полностью обнажало спину. Ее плечи и все до единой косточки позвоночника были выставлены на обозрение. Оранжевые веснушки плясали по спине от затылка до низкого выреза сзади.

– Хотите посидеть в баре? – спросила она.

– Бар так бар, спасибо.

В баре было тише, чем в мой первый визит. Очевидно, бизнесмены и служащие корпораций проводили выходные вместе с семьями. На сцене какой-то американец с челкой а-ля Элвис Пресли играл на клавишных. Его наряд представлял собой плод неудачного союза пиджака из змеиной кожи и белой футболки. Певец выкрикивал йодлем в микрофон:

– Боб, боб, боб, а-а-а! Оу, боб а-а-а! Оу, боб а-а-а…

Перед сценой, среди разноцветных кругов света, девушка-хостесса медленно танцевала в объятиях клиента, в его ухмыляющемся рту торчала сигара.

– Вам пригласить кого-нибудь? – спросила Стефани, когда я уселся на стул перед барной стойкой.

Мысли мои обратились к Марико. Я вспомнил симпатичные туфли с красными пряжками, в которых она была в подземном супермаркете.

– Нет, благодарю. Я просто посижу и послушаю песни, которые поет этот американский джентльмен. Ваши девушки и так заняты.

Стефани мягко улыбнулась. Я обратил внимание на ее глаза: зеленые и прозрачные, словно ментоловые леденцы от кашля.

– Как угодно. Но если вы решите с кем-нибудь поболтать зовите меня. Не смущайтесь!

Она сжала мое плечо – довольно крепко, а ведь мы почти не были знакомы – и заскользила прочь. Множество глаз наблюдали за продвижением ее веснушчатой спины.

На сцене Элвис срывался в фальцет. Он непристойно вертел бедрами, в то время как носки остроносых туфель отбивали ритм. Раздавался гул голосов, то и дело слышался смех девушек – звонкий, словно хрустальные колокольчики. Хотя я был не слишком привычен к подобному окружению, атмосфера бара успокоила меня. Отсюда мое поспешное бегство казалось смешным. Словно старик, испугавшийся собственной тени! Что бы сказали эти люди, если бы узнали о моей трусости?

– Господин Сато!

Я обернулся и увидел, что Марико улыбается мне через стойку. На лице ее было написано неверие.

– Господин Сато, неужели вы решили прийти?

– Да. Вы должны извинить мой неряшливый вид, я действовал под влиянием минуты.

– Вы прекрасно выглядите, – уверила меня Марико. – Что будете пить, господин Сато?

Я выбрал в меню безалкогольный коктейль под названием «Голубая лагуна». Мэри тут же его и приготовила. Движения девушки были ловкими и изящными. Сегодня она надела бежевое платье без рукавов, а волосы прихватила широкой лентой. Я улыбнулся, когда Марико предложила мне субстанцию бирюзового цвета, дополненную тропическими зонтиками и вишенками. Единственный глоток – и ошеломляющая сладость коктейля заставила мои вкусовые рецепторы сжаться.

– Сегодня вы красили, – заметила Марико.

– Действительно, красил, – удивился я. – Откуда вы знаете?

– На очках брызги.

Я снял очки и обнаружил, что Марико права. Почему я раньше не заметил того, что все время буквально маячило у меня перед носом? Я безуспешно попытался протереть линзы, только добавив к брызгам отпечатки пальцев. С покорным видом я водрузил очки на нос. Марико хихикнула, забавляясь моей растерянностью.

– А вам известно, что краска у вас также и на мочках? Я снова вздохнул.

– Что ж, это научит меня не выходить из дому, предварительно не посоветовавшись с зеркалом.

Мы рассмеялись, и я еще раз отхлебнул свой сироп.

– Вы без господина Мураками?

– Да, – ответил я, надеясь, что она не станет выпытывать подробности.

Марико оказалась девушкой понятливой.

– А знаете, господин Сато, у вас нет кансайского акцента. Могу я спросить – откуда вы родом? Из Токио?

– Верно, из Токио. Я переехал в Осаку в восемьдесят четвертом.

– Я так и думала! – совсем по-детски обрадовалась своей догадке Марико. – А что привело вас сюда?

– Умирала мать моей жены. Мы переехали, чтобы жена могла ухаживать за ней.

– Ах, простите.

Марико опустила глаза, расстроившись, что невольно вмешалась в чужие семейные дела.

– А потом мы решили остаться. Моя жена выросла здесь. Она всегда говорила, что Осака – самый дружелюбный город в Японии, а токийцы слишком чванливы.

Марико хихикнула, застенчиво приложив палец к губам.

– Не может быть, господин Сато! Про вас такого никак не скажешь!

От удовольствия я покраснел, хотя был совершенно уверен, что коллеги по работе вряд ли согласились бы с Марико.

– У вас тоже нет кансайского акцента, Марико-сан. Откуда вы родом?

– Префектура Фукуока. Глухомань. Вы даже не назвали бы это место деревней. Мой отец выращивал рис.

Удивительно, сколько информации может содержаться всего в нескольких словах! Деревенские жители гораздо консервативнее городских и с большой подозрительностью относятся к городам. Ни один фермер не отпустил бы дочь работать в хостесс-баре. Скорее всего Марико уехала в город без родительского позволения или просто скрывает от родителей род своих занятий.