Сьюзен Баркер - Сайонара

У двери Красная Кобра счел нужным еще раз предупредить меня:

– Если ты обманываешь меня, клянусь Богом, я набью тебя свинцом сверху донизу!

Он рванул дверь, и солнечные лучи проникли внутрь, рассеивая мрак. Пылинки пустились в пляс, ликуя в солнечных лучах. Темнота затрепетала в предвкушении. Услышав скрип двери, Юдзи с замирающим сердцем высунулся из-под стола, желая узнать, кто вошел. Красная Кобра щурился во тьму, желая увидеть поле своей битвы. Это помогало плохо – фоточувствительный пигмент сетчатки не воспринимал темноту. У Юдзи было преимущество: невидимость. К счастью для Красной Кобры, подобные затруднения неведомы мне.

– Осторожно! – вскрикнул я.

Я схватил Красную Кобру за руку и толкнул в сторону. Огнетушитель задел его по плечу, прежде чем упасть на гнилые доски пола. Если бы не я, удар пришелся бы прямо по черепу. У Красной Кобры не было времени благодарить меня за спасение собственной жизни. Он выстрелил в темноту.

– Вылезай, – произнес он.

Юдзи оставался на месте, словно закапризничавший ребенок. Барабанные перепонки потряс очередной звук выстрела из «глока-18». Пуля пронзила поверхность стола, оставив выходное отверстие одиннадцати сантиметров в диаметре. Пуля не долетела до Юдзи тридцать два сантиметра, но ему показалось, что она едва не задела его по щеке. Он выполз из-под стола и поднял руки. В слабом свете Юдзи увидел шрамы Красной Кобры. Его желчный пузырь издал удовлетворенный звук.

– Давненько не виделись, – сказал Юдзи.

Держа Юдзи на мушке, Красная Кобра поднял огнетушитель с пола.

– В меня метил?

Он швырнул огнетушитель в сторону барной стойки. Огнетушитель врезался в люстру, которая завращались в темноте Птенцы воробьев, сидевшие в гнезде, открыли клювики и испуганно запищали Юдзи не стал умолять и отстаивать свою невиновность. Он стоял неподвижно. Комнату наполняло предчувствие неминуемой смерти, но Юдзи не боялся. Разум его был сломлен, он больше не ведал страха.

– Ты прикасался к ней, когда меня не было? – прорычал Красная Кобра.

Юдзи покачал головой.

– Впрочем, ничего не могу сказать об остальных.

Красная Кобра набросился на него. От удара его кулака Юдзи снова упал на пол. Дуло «глока-18» уперлось в его окровавленный лоб. Красная Кобра упивался властью над врагом.

– Слушай внимательно, – глухо прошептал он, – я собираюсь прострелить тебе щеку. Впрочем, я могу дать тебе право выбора, которого не было когда-то у меня. Правую или левую? Я выстрелю, куда скажешь.

Казалось, наконец-то Юдзи проняло. Путь к его сердцу лежал через тщеславие. Для него уродство было страшнее смерти.

– Давай же выбирай, а не то парень с кухни выберет вместо тебя.

Юдзи бросил на меня взгляд, в котором теплилось узнавание. Затем слабо рассмеялся.

– Левую, – сказал он.

– Откинь голову назад и открой рот пошире, – скомандовал Красная Кобра.

Юдзи так трясло, что он с трудом выполнил команду. Красная Кобра засунул пистолет ему в рот, намереваясь прострелить левую щеку. Примерные баллистические вычисления подсказали мне, что для «глока-18» это слишком близкое расстояние. Спустив курок, Красная Кобра просто убьет Юдзи. Я затаил дыхание. Юдзи крепко зажмурил глаза. Я слушал, как мышечные ткани в руке Красной Кобры все сильнее сдавливают пусковой механизм.

– Постойте! – выкрикнул я.

Красная Кобра дернулся и удивленно обернулся.

– Что? – спросил он. – Что еще?

Моя челюсть отпала. Звонил мобильный Красной Кобры. В первое мгновение мы чуть не выскочили из собственной кожи, решив, что пистолет дал осечку. Вместо навязчивой популярной мелодии на мобильном Красной Кобры был записан грохот обвала.

– Какого черта? – выплюнул Красная Кобра.

Он быстро и тяжело дышал. Номер позвонившего не определился, но я смог проследить по сигналу его источник.

– Не отвечай! – крикнул я.

Поздно. Красная Кобра прижал телефон к уху.

– Красная Кобра, – просочился голос Ямагава-сан. – Убери свой пистолет от господина Ояги. Ты не должен причинить ему вред. Ты меня понял? Ты его не тронешь.

Звезды освещали мою затянувшуюся прогулку, сияя сквозь полог бамбуковых листьев. Воздух благоухал, наполненный ароматами свежей зелени и земли. Выходя из дома, я не надел ни пальто, ни пиджака, поэтому со стороны походил на участника пижамной вечеринки на природе. Лягушки выводили горловые серенады, механизмы местной консервной фабрики исполняли роль ударных, Я с удовольствием вдыхал ночной воздух, выгоняя из легких выхлопные газы и еще бог знает какую дрянь. В прочем наслаждаться оздоровительной прогулкой мешали мрачные мысли. Именно они и выгнали меня из дому – мне захотелось поговорить.

Когда Марико отправилась в постель, я попытался мысленно связаться с тобой, сидя за кухонным столом с чашкой горячего какао, но так и не смог сосредоточиться. Я слышал скрип кроватных пружин и удары кулаком в подушку еще долгое время после того, как Марико уснула. Эти воображаемые звуки напоминали, что вот уже третью ночь в нашем доме ночевала гостья. Наверное, многие люди даже не вспомнили бы о присутствии чужака, пока не услышали бы его шаги, но я не привык к тому, что в доме находится живое, дышащее человеческое существо.

Я вымыл чашку и открыл окно. Легкий ветерок принес запахи леса, свежие и живые. Я встал, надел мокасины, и ноги сами понесли меня в лес. Я словно услыхал зачарованную мелодию, наигрываемую на флейте Крысоловом.

Я понимал, что поступил правильно, позволив Марико остаться. Недавно осиротевшая и брошенная братьями, она не знала другого укрытия, кроме сомнительного барного мирка. Мирка, где преследуют беззащитных и ранимых. Когда Марико призналась мне, как не хватает ей работы, я тут же понял, что должен сделать Однако мне понадобилось битых два часа, чтобы решиться оставить ее в нашем доме. Ты же знаешь, во мне никогда не было твоей порывистости и щедрости. И все же я рад, что в конечном счете все устроилось. Самое худшее, что могло случиться с Марико, это возвращение в нездоровую, прокуренную атмосферу бара, особенно в таком болезненном состоянии.

Хлюпанье воды в мокасинах доставляло мне почти детское удовольствие. Откуда-то сбоку доносилось журчание ручейка, но его местоположение так и осталось для меня тайной. Ветерок утих, а листья продолжали что-то нашептывать. Я решил забраться подальше.

Мне хотелось утешить Марико в ее горе. Я никогда не мог с точностью сказать, о чем она думает? Марико тщательно следила за тем, чтобы чувства не вырвались на волю, и позволяла себе расслабиться, только когда думала, что меня нет рядом. Прошлым вечером, например, я выносил мусор на задний двор и случайно оглянулся на кухонное окно. Марико вытирала кастрюлю, а по щеке ее катилась одинокая слезинка. Впрочем, со мной она была неизменно весела и никогда не упоминала об отце. Мы говорили о ноготках и о том, какой цвет краски выбрать для перил лестницы. Рели бы только ты была здесь. Уж ты бы знала, как утешить Марико.