Юрий Азаров - Подозреваемый

В присутствии Кости и Шурика я рассказывал детям о злобности, зависти и жестокости, которые махровым цветом процветает в Черных Грязях. Говорил о том, что зоологическая ненависть к богатству (предпринимателям, кооператорам, к тем, кто успешно занимается бизнесом) воспитывается и улицей, и семьей, и даже школой. Дети вслед за взрослыми нередко повторяют: "У них все — дачи, валюта, квартиры".

Между тем существует непреложная истина: чтобы создать богатство, надо его любить, а не ненавидеть, не подозревать в бесчестии всех богатых. Интересны в этой связи мысли замечательного мыслителя С. Л. Франка: "Русская интеллигенция не любит богатства… Интеллигенция любит только справедливое распределение, но не самое богатство: скорее она даже ненавидит и боится его. В ее душе любовь к бедным обращается в любовь к бедности. Она мечтает накормить всех бедных, но ее глубочайший неосознанный метафизический инстинкт противится насаждению в мире действительного богатства".

Конечно же, педагогика будущего поставит на первом месте проблемы справедливого устройства мира, проблемы добра и социальной защищенности прав человека. Но эти, я бы сказал, социалистические идеи будут утверждаться с позиций любви к богатству! С позиций любви к ближнему!

В конце занятия Костя сказал мне, когда мы остались втроем: я, он и Шурик:

— А я все-таки не согласен с вами. Таких, как Долинин и Касторский, надо ставить к стенке, а не разрешать им преумножать богатство. Я ненавижу их богатства. Они награблены.

— А я не согласен с Костей, — неожиданно для меня (это было впервые) заявил Шурик. — Таких, как Касторский, еще надо поискать. Он никого не обманывает, никогда никого не принуждает.

— Да он тебя унижает, как последнюю скотину, — вскипел Костя. — А ты ему готов…

— Постойте, — перебил я Рубцова. — Пусть выскажется Шурик.

— А чего тут высказываться. Он никого не унижает. Мы все добровольно к нему идем, и девчонки к нему в очереди стоят — где они еще такое найдут. И Касторский нам объяснил, что в наших представлениях ничего нет удивительного. В театре играют же зверей артисты и никто никого не унижает.

— Дурак, — развел руками Костя, но я снова его перебил:

— Я не знаю всех дел Касторского, но ходят слухи, что он крутой мужик. Всех, кто ему поперек, он пришивает, так ли это?

— Может быть, и так, — нехотя ответил Шурик, — только ко мне он хорошо относится. Классный мужик…

— Да что его слушать, Шурка — холуй до мозга костей! — закричал Костя. — Ненавижу холуйство! Как там у Некрасова: "Люди холопского званья — сущие псы иногда, чем тяжелей наказанье, тем им милей господа!" Ты, Шурик, расскажи лучше, как он тебя хворостиной высек…

— А мне не больно было, — рассмеялся Шурик.

— Дорогие мои, — обратился к нам Попов. — Вы затронули жутко сложный вопрос. Холуйство у нас в крови. В крови у народа, если хотите.

— У меня созрела мысль, — сказал я. — Давайте проведем в нашей школе специальное занятие по этим вопросам.

— По каким вопросам? — уточнил Костя.

— Поговорим о злобности, просветленности, холуйстве и человеческом достоинстве.

Я начал с любви к родине: "Люблю Отчизну я, но странною любовью…" Сказал о том, как любил родину великий ее сын Константин Леонтьев. А вот Бердяев о нем заметил: "Леонтьев не верил в русский народ, как не верил ни в какой народ. Великий народ держится и процветает не собственной автономной стихией, а организующей принудительной силой". Значит, по К. Леонтьеву, главенствуют не свобода и народность, а деспотически-разумная власть. Сравниваю ленинско-сталинское определение: "Диктатура пролетариата опирается на насилие, а не на закон". То есть насилие возводится в культ. Неправовое государство. Без свободы. И леонтьевское: народ наш любит власть больше, чем закон. Хороший "генерал" ему приятнее хорошего параграфа устава. Любая конституция, как и любой парламент в России, приведут к пугачевщине, к голоду и разрухе.

У меня спросили дети: "Вы согласны с этим?" Я ответил: "Нет. Нужны хорошая конституция, хороший парламент и хорошие честные люди во главе реформ. С последним крайне туго. Здесь есть некоторая психологическая закавыка. Особенностью наших, в частности, бесчестных граждан стало убеждение в своей абсолютной честности. Этому способствует рынок, собственнические тенденции: все дозволено. Не случайно и термин сочинен: прихватизация…".

Вторая особенность: каждый бывший "абсолютно честный" гражданин предельно активно гребет под себя. Тот же К. Леонтьев говорил, что в России не может быть честных людей, могут быть святые, но не честные. Предел и беспредел. Святая любовь к Отечеству, к Идее, к Самосожжению и обыденные бунт, воровство, грабеж, безличный коллективизм, клановый деспотизм… Поистине "ты и обильная, ты и бессильная…".

Во многих семьях прочно живет здравый смысл: "Все воруют, поскольку мир устроен несправедливо, а потому и ты гляди в оба". Здравый смысл диктует и такое: "Будь всегда честным и добрым".

Два берега у полноводной реки, именуемой рынком!

Снова и снова наше сердце обращается к библейским заповедям: "Не воруй! Не лги! Не завидуй! Не бери чужого!" В них и только в них истинная правда! Только честный человек может быть хорошим работником, семьянином, гражданином, человеком, любящим свою семью, свою родину.

Вспоминаю мысли Толстого из "Круга чтения": Последнее прибежище негодяя — патриотизм. И далее: "Патриотизм в наше время выставляется поводом оправдания и всякого общественного зла и личной выгоды". И еще: "…самые ужасные злодеяния — шпионства, поборы с народа и ужасные смертоубийства, войны — совершаются людьми ради патриотизма, и совершающие их гордятся этими злодеяниями".

Возникает ряд проблем. Первая: "Как же учить любить Отечество? Какое? Рассказывать людям о сегодняшних злодеяниях сегодняшних правителей — значит взращивать ненависть, злобу!"

Вторая проблема обозначилась в диалоге с учеником. "В России законы не действуют", — сказал старшеклассник. Я спросил: "Почему?" Он ответил: "Круговая порука беззакония". Другой пояснил: "Воровское государство". — "И как же быть? Бороться или смириться?" — "Вы уже ответили на этот вопрос, — сказали дети. — Смирение — тоже борьба".

По третьей проблеме Катя-большая сделала такой вывод: "Сейчас трудно удержаться от злобности. Но надо, иначе погубим страну".

От всех моих бед, напряжений и горестных ожиданий что-то произошло с моей головой. Я как бы перестал управлять своим разумом. Какая-то иная сила наставляла мой ум, делала скоропалительные выводы и диктовала мне свою волю. Например, однажды ночью я вдруг вскочил, быстро оделся и покинул свое жилище. Никаких поводов к моему уходу из дома не было. Я направился к Косте, зная, что его родители куда-то уехали и он жил один. Честно признался, что меня мучают дурные предчувствия, и попросился у него переночевать.