Халлгримур Хельгасон - 101 Рейкьявик

Мама: Хавстейнн, а твоя мама у тебя была?

Хавстейнн: Да, а еще Гейри, Сарин брат.

Бабушка: А? Где я была?

Папа: Я ей сказал, что ты вчера была у нас в гостях. Вчера вечером.

Бабушка: Да, да… А я надолго оставалась?

Папа (с улыбкой) : Нет-нет. Мы тебя к десяти отвезли домой.

Бабушка: Вот и хорошо. Мне надо вовремя ложиться.

Я представляю Сару голой. Нет, лучше опять одеть. У нее груди приспустились, надо подкачать. Она на них слишком долго ездила. Это не здорово; я о них столько слышал, о них в свое время много говорили. Деликатесы. Я представляю, что я голый рядом с ней, одетой. Сережки на ней, наверно, шестьсот семьдесят третьи по счету. Дырки в ушах растянулись. «Where have all your earrings gone?» [96] «Куда делись все твои сережки?» (англ.). Что же это за песня? [97] Аллюзия на песню Пита Сигера и Джо Хиккерсона «Where Have All the Flowers Gone?» («Куда исчезли все цветы?») — вольную переработку казацкой песня «Колода дуда», цитировавшейся М. Шолоховым в «Тихом Доне». Эльса принесла кофе.

Мама: Ты новые чашки купила?

Эльса: Да, правда, красивые? Мы их покупали в Бостоне этим летом. Лолла, тебе сидеть удобно? Дать тебе стул?

Лолла: Нет-нет, все нормально.

Лолла сидит между мной и мамой. Коленка, коленка. Коленка, коленка.

Папа: Ну, как, Вагн, у вас там много снегу намело?

Вагн… Вагон… Да, точно, его зовут Вагн. У Магги отчество Вагнссон.

Маггин папаша: Ну, пожалуй, побольше, чем у вас в городе.

Папа: Ага.

Маггин папаша: А вообще я считаю, нам этой зимой просто повезло.

Папа: Правда?

Маггин папаша: С тех пор, как у нас появился джип, — совсем другое дело.

Папа: Ты джип купил?

Маггин папаша: Да, знаешь, «тойоту» — новье. Теперь стало гораздо легче.

Папа: Легче, говоришь?

Маггин палаша: Да, совсем другое дело, не то что когда…

У тинейджера глубоко-глубоко под напластованиями спортивных кофт пищит телефон; диванное семейство непроизвольно дергается и смотрит на него с ужасом в глазах. Вдруг ему пришел приказ пустить их в расход? Парень дает звонку отбой и смотрит на телефон.

Маггина сестра: Кто звонил?

Тинейджер: По-моему, папа.

И снова молчание. Все думают об этом папе. И все представляют, как он сейчас звонит по телефону. Из автомата возле тюрьмы на Литла-Хрёйн, по телефону в машине перед закрытым кафе на мысу Гранди, по мобильнику в темной студии в Хабнарфьордуре… [98] Хабнарфьордур — портовый город недалеко от Рейкьявика, основанный примерно в то же время, что и исландская столица. Гранди — мыс на западной окраине Рейкьявика. Тюрьма на Литла-Хрёйн — крупнейшая и наиболее известная в стране тюрьма на юго-западе острова.

Папа: Японские джипы сейчас стали такие клевые.

Маггин папаша: Да, интересные такие машинки…

Интересные? Наверно… Я рассмеялся. Где-то глубоко во мне, по бездорожью, где только на джипе и проедешь, канает на пониженной передаче смех. Ну-ну… Кофе жидковатый. Молчание. Мы все смотрим в сад. У нас тут снова мебельный салон. Мы следим за тем, как восточный край неба мало-помалу темнеет, как гора Ульварсфетль борется за жизнь со всепоглощающим мраком, эта борьба заведомо обречена, геройски безнадежная борьба, ее сотрут с карты видимого… Что мне лезет в голову? Откуда такие фразы? Из книг. Читать вредно. Книги — для бездуховных. Дух сам придет, надо лишь вдохнуть его. В невыкуренной сигарете мыслей больше, чем в пятитомнике исландских саг.

Смотрю на Лоллу. Она смотрит на меня и беззвучно спрашивает, можно ли здесь курить? Я мотаю головой. С какой стати она поехала сюда с нами? Добровольно вызвалась исполнить чужой гражданский долг. Она здесь как самокрутка в пачке «Салема». Вдруг я перевожу взгляд с Лоллы на папу. Он смотрит на меня. Взгляд совершенно трезвый. Перевожу взгляд на Сару: сорри, Сара, сорри — и пробегаю взглядом по дивану. Семейство магнусовых. Пузо, пузо, пузо. Такой публике больше всего подошло бы сидеть в джакузи с массажным приспособлением. Чтобы были видны только головы. Так будет спокойнее, брюхо в надежном месте. Я уже собрался спросить: «А джакузи у вас есть?» — но у меня за спиной возникла Эльса с кофейником.

Эльса: Хлин, еще кофе?

Я: Давай.

Эльса: Ну что, Хлин? Ты все сидишь и молчишь…

Я: А сколько стоит ваш диван?

Эльса: Что? Сколько стоит? Господи, я уж и забыла, за сколько мы его покупали. Магги, а ты помнишь? А почему ты спрашиваешь?

Магги: Ты хочешь купить у нас диван, Хлин?

Я: Да, У вас такой удобный диван.

Маггина мамаша: Вот я тоже думаю, какой у вас удобный диван.

Я: Да, жутко удобный. Просто одно удовольствие здесь сидеть. На нем.

Маггина мамаша: Да, и цвет тоже такой веселенький.

Я: Ага, удачный цвет.

Магги: А сколько бы ты за него дал?

Я: Ну… Не знаю…

Мама: Боюсь, Хлинчик, что это слишком дорого, ты не потянешь.

Магги: Он может купить его в рассрочку.

Эльса: Магги!

Маггина сестра: Хлин, а где ты работаешь?

Я: Я?

Маггина сестра: Да, ты. Кажется, что-то с компьютерами, правда?

Я: С компьютерами?

Маггина сестра: Да. Эльса, ты вроде так сказала? Что он работает на компьютере?

Эльса: Вроде так. Знаешь, вообще, когда меня спрашивают, где работает брат, я прямо не знаю, что ответить. Хлин, вот как мне отвечать на такой вопрос? Что мне сказать, чем ты занимаешься?

Я: Ничем.

Эльса: Ничем?!

Я: Да.

Эльса: Прямо не разберешь, ты шутишь или всерьез…

Я чувствую, что остальные смотрят на меня, а мне не удается сделать вид, что это шутка (а разве я пошутил?), — и мое «ничем» наполняет воздух, проделывает в воздухе дыру, воздушную отдушину. Семейство на диване забеспокоилось, кожа скрипит, а они шарят под сиденьем в поисках спасательного жилета. Стюардесса Эльса пытается успокоить их и берется за кофейник:

— Кому налить еще кофе? Сара?

Сара: Да. Чуточку.

Невинное журчание кофейной струи в тишине делается невыносимым, режет ухо. Я смотрю в пол и ищу мигающие лампочки, указывающие, где запасной выход: мне надо что-нибудь сказать. Но бабушка, этот гений Альцгеймера, спасает положение.

Бабушка: Стейни! Как вы вчера отметили?

Пана: Ты же была с нами. У нас все прошло замечательно.

Бабушка: Да… Ты меня заберешь?

Папа: Что?

Бабушка: Который сейчас час? Мне рано ложиться. Мне нужно как следует высыпаться.

Папа: Еще рано. У нас еще полно времени.

Бабушка: Да. Ты за мной заедешь?

Папа: Да, да. Заеду, не волнуйся.

Эльса: Слушайте, я же совсем забыла. Мы вам показывали видеозапись, наше застолье во дворе летом? Папа, ты ведь ее не смотрел?

Папа: По-моему, нет.

Эльса велит Магги подняться из хозяйского кресла. Это само по себе зрелище: смотреть, как психолог поднимает себя приспособлением для регуляции спинки, как подъемным краном. Они решили посмотреть доморощенную видеозапись, но когда дошло до дела, оператор с семьей не смогли отыскать кассету с записью застолья во дворе и вместо нее решили поставить кассету с записью прошлого Рождества, которую всем непременно стоит посмотреть. Небольшое возмущение со стороны детей, которых потревожили в самый разгар мультика про Аладдина. Телевизор выкатывают на середину комнаты перед окном, а дети садятся на стол с ногами и забирают печенье под самым носом у своих двух бабушек, которые наперебой болтают с ними. Детей три штуки. Младшенькая, насколько я помню, девочка. Но уточнить это нет никакой возможности. Тут требуется детальный анализ. Зато двое старшеньких — стопудово пацанята. Пятилетний племянник глядит на меня так, словно всерьез думает подать на меня в суд за изнасилование. Собачка прошерстила местность под столом, выглянула и теперь обнюхивает мои носки, а потом чихает от них. Карапуз смеется: «Фроди решил, что у тебя носки пахнут!» Я пытаюсь свести все к шутке, тянусь за печеньем, которого мне не хочется, и говорю: «А я думал, ему запах носков нравится». Но детей невозможно заткнуть, разве что конфеткой или соской. Племяш отвечает: «А ему не нравится, как носки пахнут у вонючек. Таких, как ты!» Бабушки цыкают, мама ругается. О’кей, я вонючка. Устами младенца, как говорится… Я вонючая бомба. Хлин Бьёрн вонь вон-вон… Из затылка у меня свисает веревочка. Стоит за нее кому-нибудь дернуть, и Сара разденется до лифчика и начнет сосать у меня, а Лолла, так уж и быть, пусть бьет меня по щекам своими грудями, вот будет улет…