Халлгримур Хельгасон - 101 Рейкьявик

Лолла каким-то образом возбухает рядом со мной — фюльгья! [262] Фюльгья — в исландской народной традиции, уходящей корнями в эпоху саг, — дух — двойник человека, неотлучно следующий за ним (само слово происходит от глагола fylgja — «следовать за кем-либо») и являющийся воплощением его судьбы. (В древнеисландской традиции фюльгья невидима, и увидеть ее человек может только перед своей смертью.). — как всегда, со своей большой опухолью на животе, то есть с моей опухолью. Борьба с инфляцией. Если б ямка в земле была побольше, я бы столкнул Лоллу туда. Это бы разрешило все мои экономические проблемы. Даже если бы ей удалось вылоллиться из могилы обратно, цепляясь ногтями, ее зародышу все равно пришла бы хана. «Выкидыш в открытую могилу». Полная крейза! Бывшие и будущие журналисты — сотрудники «DV»! Знаменитые на всю страну спецы по насилию в семье пишут репортажи о своих коллегах. Я смотрю на то, как Эльса провожает глазами гробик. Крисси Хайнд behind . [263] Позади (англ.). Да. Она тянет на 60 000. Хотел бы я целоваться с Крисси на заднем сиденье лимузина, когда она вся мокрая и потная после концерта. Хотя нет… Представляю себе всю эту рок-вонь. Она была и с Рэем Дэвисом, и с Джимом Керром. [264] Рэй Дэви с — лидер группы The Kinks, Джим Керр — лидер Simple Minds. Вот бы им обеим объединиться и создать свою группу. «Однопостельницы»: The Belly In-Laws. Вот зародыш исчезает в могиле. Станет ничем, ибо ничем и не был. Прах еси, и ко праху отыдеши… Вот гробик опускается в эту могилу. Бабушка говорит:

— Что-то гроб как-то маловат…

Нерожденный племянник опущен в могилу. Мне хочется туда же. И я говорю, почти неслышно и ни к кому не обращаясь:

— А можно, я тоже?

— Да, ты тоже поедешь с нами, — говорит Мама.

Reykjavik. May 20th, 1996

Hi Kati.

Yesterday was the funeral of my uncle. [265] Funeral of my uncle: разумеется, должно быть: «племянник». Хлин Бьёрн путает эти английские слова, так как в исландском языке понятия «дядя» и «племянник» обозначаются одним и тем же, более широким термином родства: «fraendi» (букв.: «родич»). I didn’t know him. I never saw him. My mother saw him. She said he didn’t look good. But still I was his godfather. He died inside my sister. He was buried before he was born. Maybe he was lucky. Everybody was very sad and I tried to be too. The weather was very good. Sunshine on sadness is kind of weird. Everything else is fine. Not much news. My mother is enjoing lesbianity and now they are pregnant. I mean her girlfriend is pregnant. I sometimes wonder how they did it. I went out last night and tried to meet some girl even though I would much more like to meet you. Hope you are fine. — Bi. — HB.

P. S. Could you describe your body? (Since I have only seen your face.) [266] Рейкьявик, 20 мая 1996 Привет, Кати! Вчера были похороны моего дяди. Я его не знал. Я его никогда не видел. Его видела моя мама. Она сказала, что он выглядел не очень хорошо. А я был его крестным. Он умер в утробе моей сестры. Его похоронили до того, как он родился. Наверно, ему повезло. Все печалились — и я тоже попытался. Погода была очень хорошая. Солнце со скорбью — это что-то причудливое. В остальном у нас все хорошо. Новостей мало. Моя мама наслаждается своим лесбиянством, и теперь они беременны. То есть ее возлюбленная беременна. Я иногда удивляюсь, как у них это получилось. Вчера вечером я пытался встречаться с одной девушкой, хотя я с большим удовольствием встретился бы с тобой. Надеюсь, у тебя все хорошо. Пока. — ХБ. P. S. Ты не могла бы описать свое тело? (Потому что я видел только твое лицо.).

Я лежу в кровати, зверски мучим эрекцией, как вдруг звонит телефон. Мой ответчик:

«Хлин Бьёрн слушает. Пожалуйста, повесьте трубку после звукового сигнала».

— Э-э… ну… Хлин… У тебя это, с автоответчиком фигня какая-то… Я вот…

Это дядя Элли.

Я:

— Алло!

— А, привет. Я думал, у тебя с автоответчиком что-то не то… Ты, парень, чего вытворяешь, а?

— Я? Ничего. Вот, сижу тут в интернете.

— Ну-ну… Слушай, друг, что это вообще такое, а? Не дали мне ни о чем знать! Можно подумать, я вам не родной! Или это из-за того, что я вожу? Вы там небось думаете, что я совсем откололся от семьи, если я все эти годы только и сижу за баранкой? А?

— А?

— Вот именно.

— Что?

— Что ты себе позволяешь, милый мой?

— Я? Да я сам все узнал только в последний момент, когда все уже началось. Я сам туда пришел с опозданием.

— Опоздал на похороны? А ты знаешь, что это значит?

— Нет. А что?

— Значит, ты на свои собственные придешь слишком рано.

— То есть? Это вообще возможно?

— Ну, друг… Рано или поздно, понимаешь ли… хе-хе-хе… А так вообще, скажи, это сколько весило?

— Ты хочешь сказать, что я приду раньше… Что я умру раньше, чем придет моя смерть?

— Хлин, ты вот этот стих помнишь?

Что значит жить? Снимать

Тело, как хибарку.

А буду помирать -

небу станет жарко.

— Я в рифмы не врубаюсь.

— То есть как это не врубаешься?

— Слова, которые звучат одинаково и значат одно и то же.

— Ну что за бред?!.

— Из-за рифмы слова теряют смысл. Тогда вместо осмысленных слов получается пустой звук.

— Пустой, да не простой: там же выходит совершенно новый смысл, ну, вот, как когда «снимать» рифмуется с «помирать», вот тогда выходит совсем новый смысл, в который, может, и не сразу врубишься, но вот, тогда получается… ну, вот, по-датски такое слово было: «poesi»…

— А-а, ну, значит, это что-то датское…

— Ага, датское…

— Как капли датского короля… А ты откуда звонишь?

— Я на Большом проспекте. На светофоре стою.

— И как у тебя сегодня, много дел?

— Да почти ни фига. Так что я, в принципе, мог бы туда заскочить. Но вот не судьба. Хотя, наверно, любопытно было бы взглянуть, я такого раньше никогда не видел. Хотя… Почему, спрашивается, я должен участвовать в таком бреде? Ну, бывает, ну, скинула баба, так что же, всем из-за этого на ушах стоять? Куда катится страна?!.

— А вот в Голландии, говорят, начали хоронить браки.

— Браки?

— Ну, это потому что развод — это всегда шок. И вот придумали специальный ритуал, чтобы людям было легче его пережить. Обручальные кольца закапывают в землю, на специальном «кладбище браков», а потом люди туда приходят и кладут цветы на свои старые семейные ссоры.

— Вот черт! Ну, у нас еще до этого не дошло, тьфу-тьфу-тьфу, по крайней мере, насколько лично я знаю эту страну, а я ее знаю, вон, вожу ее каждый божий день в своей машине. Они-то еще не начали хоронить… хе-хе-хе… А ты сам-то это видел?

— Нет. Я же опоздал.

— Да? Ну-ну… Значит, не видел этого, как его…

— Зародыша? Нет. Положение во гроб я пропустил. Мама говорила, там уже и глаза образовались, и все…

— Ага, значит, что-то такое уже вырисовывалось?

— Да. Наверно, что-то похожее на Магги.

— Правда? И как ты думаешь, сколько это весило?

— Шестимесячный зародыш… Наверно, где-то килограмм…

— Килограмм, значит…

— Да, такой комок кровавого цвета.

— Ага. Надо же, такая ерунда, а все ж родня!

Вот как было дело. На следующий день: репортаж на последней странице «DV»: