Эльфрида Елинек - Похоть

Женщина так устала, что готова рухнуть всей своей еще вполне сносной фигурой, которую муж прячет от чужих глаз. На ней остановились глаза мира, пусть она и сделала только один шаг. Она погребена среди своих владений, которые высоко вздымаются от одного горизонта до другого и пенятся от специальных добавок. Потом появляются усердные деревенские жители со своими отважными собаками и под нескончаемые разговоры о ее трудах и намерениях откапывают ее из-под лавины. Никто из них не знает, как она выглядит, но то, что она на себе носит, звучит как хвалебная песнь, которую выслушивает община по воскресеньям в церкви! Тысяча маленьких голосов и языков пламени, с трепетом тянущихся к небу из сумрачной мастерской, в которой газеты препарируют людей и лепят из их глины горшки. Директор заботится о полной корзине с покупками, и он полновесный хозяин в доме. Женщины в деревне служат лишь гарниром к мужскому мясу. Нет-нет, я вам не завидую. А мужчины, словно гнилая солома, падают на компьютерные распечатки, где расписана их судьба вместе со сверхурочными, на которые она обречена, чтобы радостно прикоснуться к лучшим струнам жизни. Времени пошутить и поиграть после работы с детьми у них не бывает. Газеты вертятся, как флюгер на ветру, а служащие бумажной фабрики в хоровой песне дают волю своим чувствам. В школе они еще были ничего себе, хотя я точно не знаю. Им приходится все это забыть, когда они становятся учениками на производстве и в торговле или становятся черными дырами в плотной ткани спортивных соревнований. Для них устраиваются всемирные игры молодежи, но когда они об этом узнают, уже слишком поздно, и они по-прежнему скатываются вниз по мягкому склону перед своим домом, который ведет их не иначе как к обледенелой дороге в ближайшую табачно-газетную лавку, в которой они узнают, кто победил на сей раз. Все это они видят по телевизору. Они тоже хотят, чтобы их приготовили так же изысканно. Спорт для них — святая святых, священная вещь, до которой они могут дотянуться со связанными руками. Спорт похож на вагон-ресторан в поезде, ведь без него можно обойтись, но он соединяет бесполезное с неприятным. И по нему можно куда-нибудь пройти.

Жене директора следует покинуть темноту и сесть в машину, чтобы не простудиться. Ей не стоит сопротивляться, но не стоит и обособляться, как это любят делать женщины, когда они сначала ставят перед своей семьей еду на стол, а потом отравляют ее жалобами. Мужчина целый день живет, видя перед собой ее прекрасный образ, а она вечером нудит и ноет. Из своих лож перед телевизором, на бруствере которых цветы и листья образуют колючее заграждение, они рассматривают тугие луки, натягиваемые другими, и бессильно ослабляют свое собственное желание. Женщины надевают праздничную одежду, готовят еду на три дня, уходят из дома и бросаются в реку или в водохранилище, ведь известно: как постелешь, так и поспишь.

Студент замечает, что у женщины на ногах — домашние туфли. Помогать людям — его профессия. Женщина стоит на снегу в обуви с тонкой, как бумага, подошвой, она из тех подкаблучниц, что проводят свою жизнь, поедая объедки пищи, отвергнутой их семьями. Она отпивает глоток из плоской бутылки, которую он прикладывает к ее губам. И она, и деревенские женщины, и все мы стоим, обратив лица, с которых течет пот, в сторону кухонной плиты, и отсчитываем количество столовых ложек, которыми сами себя раздаем. Женщина о чем-то шепчет молодому человеку, она попала по адресу, ведь и с ним уже бывало, что он в пьяном виде выпадал из-за дружеского стола на юридической попойке. Он пристально смотрит ей в глаза. Еще не успели всколыхнуться чувства, как она роняет сонную голову ему на плечо. Колеса машины, трогающейся с места, скрежещут. Зверь поднимается с лежки, он почуял добычу, и молодой человек в поисках мелкой монеты готов пошарить в обвислой оболочке этой женщины. Его ждет что-то иное, что-то новое, неприличное, неожиданное, и на это событие можно будет накинуть пошлое пальтецо приятельской беседы. Друзья-товарищи давно уже приволокли свою первую добычу и набросили на плечи шкуры, когда-то вычищенные заботливыми матерями. Настал момент бросить на растерзание собственным желаниям, нетерпеливо прыгающим на цепи, нечто вполне питательное, кусок плоти, вырезанный из другого человека. Пора стать большим и сильным и быть в центре, чтобы крупные рыбы в океане деловой жизни кружились вокруг тебя. Да, природа относится к этому всерьез, и мы радостно налагаем на нее путы, чтобы добиться от нее чего-нибудь против ее воли. Понапрасну буйствуют стихии, мы уже сели в автомобиль!

Куда ни кинь взор, всюду подавленные люди, словно потоки воды, падают вниз по ступеням и разукрашенным крылечкам в неизвестность и в бездну безразличия своих повелителей. Облаченные в робкие шкуры, они не выбираются за пределы установленной цели. Утром радио кричит во всю глотку, что пора просыпаться. И сразу же из-под них уходит теплая почва любви, пропитанные ее потом простыни. И вот они крутятся вокруг своих женщин, жамкают их и пачкают тщательно ухоженное добро. Время мягко проплывает мимо. Люди должны оправдать свое существование, прежде чем дотянут до пенсии. Прежде чем их полностью оплатят и им будет выплачено за все то, что они, закрыв глаза, всю жизнь считали своим по праву. Считали только потому, что им, гостям, позволено было оставаться внутри, в то время как их жены постоянно ими пользовались и тем самым сохранили им жизнь. Только женщины бывают по-настоящему дома. Мужчины продираются в ночи сквозь кустарник и выпрыгивают на танцплощадку. Бумажная фабрика снова выплевывает людей, после того как многие годы они приносили пользу. Но сначала они идут на верхний этаж и забирают свои трудовые книжки.

Госпожа директорша, тихая блондинка, живет среди них. Она даже не в состоянии приготовить хорошее жаркое, как это делают наши, чтобы снова ощутить радость жизни. К ней подводят малышей, чтобы она научила их топать и хлопать. Пока не умолкнет эта питательная музыка, а над горами не разнесется вой фабричной сирены. Рано утром отцы сонно направляют свои журчащие патрубки в унитаз; фабричные ученики просыпаются более грубым образом, в них врывается музыка, едва их пронзил звоном будильник. Полуобнаженные тела вырастают перед зеркалами ванных комнат с новой кафельной плиткой, на шее сверкают цепочки, петушки громко покрикивают из ширинок, и теплая струйка течет куда надо. Утренняя туалетная картинка, возможно, похожа на ваше отражение. Обращайтесь же с нею так, как бы вы хотели, чтобы другие обращались с вами!

Перед женой директора припарковался автомобиль. Зверь выглядывает из самого себя и прыжками направляется в лес, где он обретает тишину и покой. Правда, летом там, в лесу, покачиваются тяжело нагруженные поплавки жизни, которые люди оставляют на природе, чтобы облегчиться. В машине тепло, небо кажется намного ниже. Время клонится к закату, и возникает взаимная склонность. В лесу бродят косули, которым зимой приходится еще хуже, чем нам. Женщина плачется, уткнувшись в приборную панель как в жилетку, и роется в бардачке в поисках носовых платочков, чтобы утолить свою печаль. Машина трогается с места, сыплются беспощадные вопросы. Женщина распахивает дверцу медленно движущегося автомобиля и бросается в лес. Чувства переполняют ее, она должна выбить их из себя, как это делают наши влечения, если не запереть их как следует в подзорную трубу нашего тела. Так сказано в книгах, в которых задешево можно узнать о себе все, ведь ты сам себе дорог. Женщина машет руками в воздухе, словно вокруг нее кружатся мошки или какой-нибудь другой рой, падает, запнувшись за корень, расцарапывает себе лицо снежной коркой и исчезает в темном пятне леса. Нет, вон она, бежит там, впереди! Спотыкается об изогнутые черные ветки. И скоро она добровольно возвращается к своим веревкам и ошейникам, садится в машину, без всякого сопротивления позволяет приткнуть себя на сиденье. Она вырастает в себе самой и готова к своим услугам. Она слышит, как ее чувства приближаются, словно раскатистый гром, и мчатся сквозь полустанок ее тела, будто железнодорожный экспресс.