Александр Ермак - Большие П.

Ну, с этим-то, понятно, все соглашаются:

– Нет, бананы нам не нужны. От них пучит. И огненная вода на них опять же получается не та, как на манге. Эх, помнишь, как кум твоего внучатого племянника хрен знает откуда привозил и хвастал, что манга там растет повсеместно и на всеобщее удовольствие…

– Да, было дело, – подтверждают и те, и эти. – Довелось откушать амброзии. Славное воспоминание. Не зря жизнь прожили, мужики…

Так что чернозема перегнойного у нас завались. Как навоза в оные годы. Да, бывалоча добра этого такие россыпи, залежи и на улице тебе, и за околицей, а то и прям на пороге. Ой, сколько ж его скотина разнообразная производила! Ой, старательны были по этой части и коровы, и овцы, и козы местечковые! И все им мало было. Мычали, блеяли, так и рвались, паршивцы рогатые, на душистые сенокосы да на заливные луга наши знатные. Всю красоту загадить хотели. Но, слава богу, какофония эта скотская закончилась. Прекратился мычеж да блееж. Как есть, вся животина пиздюковская копыта отбросила. Кто говорит, что мор иноземный, завистниками занесенный, по селу прошел. Кто предположение высказал, что не может корова-коза-овца недоенная более недели стоять, потому и дохнет в непонятии. Ну, а кто-то заметил, что вовсе и в недодое дело. Мол, все даже и не по зеленой погоде происходило. Дескать, скотина еще зимой сдохла, потому как заскучала сильно без пережевывания сена-соломы, которых пиздюки в сезон заготавливать не стали по причине глубоких раздумий на актуальные сельскохозяйственные темы.

Ну, теперя уж точной причины скотского поведения никто и не помнит. В памяти людской осталось только, что холодец в тот год вся деревня повсеместно варила да от души наяривала. И еще все знают, что опосля, прослышав про скучный уход скотины, приезжали к нам ветеринары и гуманитары из соседних селений. Изучали они овины, коровники под микроскопами и заодно пиздюков просвечивали, обнюхивали, до крови кололи, ждали, что из-под кожи у них, может, какая гадина заразная на свет божий объявится, по которой и диагнозу облегчение выйдет. Однако ничего из пиздюков гуманитары не выделили и причину такого скотства на молекулярном уровне так и не определили. Решили только, что, наверное, если и есть та гада в пиздюках, то слишком глубоко кроется, но так не резать же их из-за гипотезы по живому до полного расчленения и испускания.

Так что помаячили-покудахтали в тот год по селу гуманитары, не разобрались в скотской причине, да так и уехали ни с чем, только помощь ихнею напоследок и упросили принять. Вот ведь, неугомонные, который год уже шлют, шлют, шлют. Консервы, муку, порошок яичный, как будто мы тут уж совсем безяйцовые. И еще одеждой ношенной последней, видать, из своих шкафов делятся, мол, попросите, и трусы с себя снимем – все вам готовы отдать. Добрые люди! Но только нам чужих ношенных трусов с дырками не нужно. Однако ж напрямки сказать об этом не можем, потому как люди мы вежливые и вынуждены никому не отказывать, принимать все, что шлют, хотя, если понадобится, и сами прожить во всеуслышанье можем. Даже и без порток. Хотя и мерзнем мы подчас все время, но не копытимся же. Как кормились с огорода спокон века, так и кормимся – продолжаем летом грызть да на зиму банки закатывать. Так что живем, вот, да клубни жуем. Каждый год у нас урожайный. И этот не исключение. Соседка моя говорит, что руку уже запускала и что вполне они уже как у мужика еенного. Значит, не помрем с клубнями-то. И то верно. До сих пор ведь никто с голоду не тронулся, поля черноземные уродовать-распахивать не рванул. Чего ж понапрасну красоту нашу, гордость пиздюковскую крапивушку-лебедушку изводить. Ведь все равно не сегодня, так завтра, а не завтра, так точно послезавтра, но какая-нибудь напасть обязательно приключится, налетит, никуда не денется или саранча, или тля или еще какая бля.

Ну, а если уж в огородах бабы переведутся или гордость наша окончательно спятит и откажет помощь от гуманитаров принимать, так мы опять же не пропадем, по лесам да по подлескам по грибы, по ягоды побредем, на дичь-рыбу нацелимся. Полно этого добра у нас местами, где не повывели ранее. А в реке у холма, после того как закопали никто не помнит что именно, так там вообще рыбы теперь косяк на косяке и косяком погоняет. Громадное количество огромной рыбы. Без плавников, без чешуи – потрошить да чистить одно удовольствие. А поешь такую и как будто светишься от тихого благодатного счастия.

Только далеко к тому холму с рыбалкой ходить. Потому народ у нас больше в местном пруду карасиков электроудочкой сшибает. Какие остались рыбехи, тех и сшибает. Поначалу всех вроде карасей и даже гальянов пузобрюхих извели. Но потом карась как-то привык что ли, натренировался электричество не воспринимать, а может поддамшись дарвинизму в эволюции своей изоляционную чешую выработал. Так или иначе, а пошел он какой-то токоустойчивый, все равно что резиновые калоши носит. Дашь ему 24 вольта, он позевывает, пузыри пускает. Дашь 127, он только от удовольствия подрагивает. Всыпешь 220 или уж 380 на полную катушку, а он, гад, смеется в пруду. Нет, не смеется – хохочет, ржет, игогокает во всю глотку так, что мурашки по телу всей деревни выступают.

Однако ж не сомневайся: мы надумаем, как защиту эту изоляционистскую пробить и новую породу также извести под корень. Мы спать не будем, о манге размышлять перестанем, а карася первезного изведем!

И не переживай за нас! Как видишь, есть чем занять нам желудки свои да животы безразмерные. С хлебом насущным у нас полный порядок. Жуем, чем живем…

Конечно, раз речь пошла о присвоении селу нашему такого масштабного наименования, то не может не встать колом вопрос о народонаселении. Ты ж наверняка спросишь: а соответствует ли? А достаточное ли количество пиздюков народилось. А действительно ли они той самой прославленной породы?

Да уж, серьезен сей вопрос, особливо, если учесть, что кое-кто из местного женского населения взбрыкивает не по делу и упрекает пиздюков, что ленны они по части прибавления и что больше о манговом напитке думают да о проблемах осеменения далекого иноземного населения мечтают, а вот до своих, мол, родных-близких руки и прочая не доходят.

Ну так вот что я на это отвечу: в связи с безоговорочным полноправием и всеобщим попустительством пиздючки наши уж больно фыркать стали. Подол задирать без шелкопуховых перин, без телег с кондиционерами да без водочки-казенки не желают. И при том морщатся, что хоромы тесные и куда уж в таких зажатых бытовых условиях также и новеньких пиздючат содержать. Сегодня они, мол, с горшок, а завтра в уборной не поместятся. А стены от напора внутреннего содержания хоть и расширяются, но дрожат вместе с обитателями. Не ровен, мол, час, да и не выдержит конструкция, вся пиздюковская порода возьмет наружу и выплеснется.