Йозеф Винклер - Natura Morta

Черно-белая лайка, встав на задние лапы и опершись передними на каменный парапет, смотрела вслед машине «скорой помощи», въезжавшей с включенной сиреной в парк Пьяцца Витторио, чтобы забрать лежавшего под пинией без сознания молодого наркомана – на его губах выступила пена. Сын торговки инжиром – в мочке его левого уха висела оранжевая соска-пустышка – выпил вместе с сыном владельца продуктового магазина бутылку пива и, бросив ее в густую траву, чуть не попал в прятавшуюся там черно-белую кошку. Она испуганно подняла голову и навострила снаружи белые, внутри розовато-красные уши. Молодая цыганка подтерла своему малышу зад пеленкой из искусственного материала, швырнула ее в заросли, посадила ребенка себе на колени и стала кормить его. Она отщипывала кусочки мяса и жира от колбасы с паприкой и засовывала их в рот малышу. «Carine!» [50] Милашки! (итал.) – крикнул Пикколетто, обращаясь к двум цыганочкам. Они проходили по парку мимо игравших в траве черно-белых кошек. Услышав возглас Пикколетто, цыганочки – в мочках их ушей болтались маленькие пестрые соски-пустышки – стали кокетливо наматывать на указательные пальцы черные локоны. Одна из девочек, сцепив руки на затылке и игриво закусив нижнюю губку, повернула голову в сторону Пикколетто и его приятеля – сына владельца продуктового магазина. Оторвав кусок ткани от подола юбки, она на мгновение прижала его к накрашенным красной помадой губам, а потом бросила этот лоскут на ветку пинии. Сын владельца магазина, встав на плечи Пикколетто, достал лоскут со следами губной помады, и мальчики стали по очереди – вырывая клочок ткани из рук друг друга – вдыхать его запах. В парке на Пьяцца Витторио сидели две уборщицы общественных туалетов – одна из них, грызя зеленую смокву, решала кроссворды, другая с головой ушла в чтение криминальных сообщений в газете «Cronaca vera». По залитой солнечным светом стене общественных туалетов бегал геккон – он тщетно пытался отыскать знакомую щель, которую только что замазал штукатур. У входа в туалет сидели Пикколетто и сын владельца продуктового магазина. Пикколетто вынул занозу из локтя друга и замазал ранку своей слюной.

У магазина продуктов пьяный уличный музыкант – на его предплечьях были вытатуированы изображения змей и стрел – срезал кусочки сала с выброшенной кожи от ветчины и отправлял их в рот вместе со стручками сладкого перца, запивая все это пивом, налитым в жестяную банку из-под сардин. Стоявший неподалеку Пикколетто – он ждал, когда его приятель, сын владельца магазина, обслужит чернокожую покупательницу, – спрятав руку в карман шорт, играл со своим половым членом, стараясь, чтобы его движения оставались незаметными под длинной, доходившей до бедер майкой. Из магазина вышла молодая цыганская чета с ребенком. Глава семейства громко жаловался, упрекая хозяина магазина за то, что тот дал ему всего несколько обрезков кожи с ветчины и отказался отдать кость с остатками мяса и сала. Пикколетто внимательно взглянул на висевшие в открытой витрине магазина колбасы, а потом, подойдя к ним, стал измерять их толщину, обхватывая колбасные палки большим и указательным пальцем. Владелец магазина продуктов, громко крича и стуча по прилавку пустой пластиковой бутылкой из-под минеральной воды, отгонял юных цыганок, которые прямо у крыльца предлагали прохожим розовато-красные бюстгальтеры.

Неподалеку, у палатки, где продавали одежду, в ворохе нижнего белья рылась испанская семья – мать и двое сыновей, двенадцати и четырнадцати лет. Старший поднимал вверх одни за другими плавки, а его без умолку щебетавшая мать подыскивала более практичное нижнее белье. Когда оба набрали по целой охапке тряпок, мать оплатила только то, что выбрала для своих детей сама – белые просторные старомодные трусы, а разноцветные плавки, которые приглянулись ее старшему сыну, бросила назад в ворох белья. Один прохожий пошутил, сказав цыганке, торговавшей розовато-красными бюстгальтерами, что хотел бы жениться на ее юной дочери. Однако цыганка восприняла его слова всерьез и спросила, богат ли он и сколько именно у него денег. Другая цыганка возмущенно сунула прямо под нос покупательнице – она предложила за туфли слишком мало денег – высокий тонкий каблук. Индиец, прежде чем расплатиться за пару белых носков, спросил своего сына, одобряет ли он его покупку.

Между мясными и рыбными рядами шла женщина с ребенком и двумя борзыми на поводке. Маленький мальчик нес в прозрачном пластиковом пакете черный рентгеновский снимок ее грудной клетки. Подойдя к рядам, где продавали фрукты, женщина – она как будто с большим трудом поднимала подведенные черным карандашом веки – купила килограмм крупных персиков. Между рядами, где торговали персиками и абрикосами, шагали два марокканских подростка, обняв друг друга за плечи. Они направлялись к палаткам с дынями. Время от времени подростки, смеясь, оглядывались на шедшего за ними мужчину – он преследовал их, стараясь оставаться незамеченным. Торговавший носками, майками, солнцезащитными очками и настольными часами старый одноглазый марокканец – у него была окладистая черная курчавая борода с проседью – ел дыню. Дыни были завернуты в вату и уложены в деревянные ящики. На разрезанной дыне, от которой исходил сильный аромат, лежал лист папоротника, накрытый куском прозрачного целлофана. Женщина, продававшая дыни, проводила игривым взглядом шатавшегося по рынку сына торговки инжиром: «Allora!» [51] Эй! (итал.) – крикнула она вслед подростку, не сводя глаз с его ягодиц.

Рядом с горкой зеленых фисташек лежал букет свежих роз, груда сушеного чернослива была украшена красными и розовыми искусственными розами. Юная босоногая цыганка – у нее были жирные слипшиеся волосы – ела вишни, доставая их из бумажного кулька, и плевала косточки себе под ноги. «Mille Lire!» – кричала она, предлагая прохожим плавки и широкие спортивные трусы. Пикколетто очистил банан, бросил желтую кожуру на землю и, держа в руке слегка изогнутый скользкий плод, сначала пососал его мякоть, а потом стал есть. Он откусывал и с наслаждением давил каждый кусочек во рту, прижимая его языком к небу. Съев банан, Пикколетто сел и устало положил голову на ящик с клубникой. Чернокожая женщина несла в пластиковом пакете прозрачную, до половины наполненную молоком бутылочку для кормления младенцев – она была испачкана мякотью банана. Молодая немка – она держала в руках кожуру от банана – с нерешительным видом долго стояла перед кучей гнилых овощей и фруктов. В конце концов девушка наклонилась и очень осторожно – даже нежно – положила кожуру на груду гниющих отбросов.

Торговка цитрусовыми выставила несколько ящиков с заплесневелыми лимонами на обочину дороги. Какая-то старуха набила пластиковый пакет желтыми плодами – гнилые и покрытые плесенью лимоны она отбрасывала в сторону. Беззубый торговец прижал к горлу прибор, похожий на микрофон. «Limoni! limoni! mille Lire! limoni!» [52] Лимоны! Лимоны! Тысяча лир! (итал.) – раздался негромкий искусственный – как будто смоделированный компьютером – голос. Одна из покупательниц показала торговке лимонами – у нее подергивалось веко – фотографию, сделанную по случаю сорокалетия свадьбы. Супруги – он во фраке, она в белом платье – были сняты на ступенях храма. «Bello! – восхищенно воскликнула торговка лимонами. – Molto bello! Complimenti! Complimenti!» [53] Прекрасно, просто прекрасно, примите мои поздравления! (итал.) На украшенном фруктами блюде – в окружении сушеных ананасов, инжира и фиников – лежала, раскинув руки, фигурка младенца Иисуса с нимбом из позолоченной проволоки. Босой цыганенок – его головку с редкими русыми волосами покрывала короста – шел по мостовой, наступая на внутренности, окровавленные куриные головы и желтые лапки. Молодая цыганка – ее длинные грязные ногти были покрыты красным лаком – чистила зеленую смокву. Она шлепнула по голому заду своего маленького ребенка – он плакал, набив ротик инжиром, – и у нее с головы упала накладная коса.