Дженет Уинтерсон - Хозяйство света

И я взрослела, а истории, которые я хочу вам рассказать, осветят лишь часть моей жизни, а другая останется во тьме. Вам не нужно знать все. Всего не бывает. Смысл рождают сами истории.

Непрерывное повествование бытия — ложь. Не бывает непрерывного повествования, есть лишь освещенные мгновения, а остальное — мрак.

Приглядитесь — сутки обрамлены мгновением; натюрморт дерганого амфетаминового мира. Эта женщина — пьета. Вон те мужчины — грубые ангелы с неведомой вестью. Через провал времени за руки держатся дети. И в каждом натюрморте — история, та, которая рассказывает обо всем, что вам нужно знать.

Вот он — свет по водам. Ваша история. Моя. Его. Нужно увидеть, чтобы поверить. И услышать. В нескончаемом лепете повествования, повседневному шуму наперекор история ждет, чтобы ее услышали.

Некоторые говорят, что в лучших историях нет слов. Их не готовили к хозяйству света. Это правда, слова понемногу отпадают, и важное часто остается несказанным. Важному нас учат лица, жесты, а не наши замкнутые языки. Настоящее слишком велико или слишком мало, но в любом случае не укладывается в матрицу под названием язык.

Я это знаю. Но я знаю и еще кое-что, потому что меня воспитали для хозяйства света. Убавьте повседневный шум, и сперва придет облегчение от тишины. А затем, очень тихо, словно сам свет, вернется смысл. Слова — часть тишины, которую можно высказать.

Уворачиваясь от грузовиков величиной с эсминцы, я обнаружила, что прибрежную таверну «Сведенные концы» сменило нечто под названием «Холидэй Инн». В историях Пью простые моряки всегда просили на ночь гамак, потому что он вполовину дешевле кровати, однако в «Холидэй Инн» гамаков не водилось, поэтому я нехотя согласилась на одноместную комнату с одноместной кроватью.

Когда я спросила о Пью, администратор ответила, что постояльца с таким именем у них нет, однако необычный человек — именно так она выразилась, «необычный» — с маленькой собакой действительно сюда приходил и попросил комнату. Но обслужить его не удалось, потому что а) в отеле нет удобств для животных, и б) дублоны больше не имеют хождения в Еврозоне.

— Куда он пошел? — спросила я взволнованно и нетерпеливо.

Этого девушка не знала, но я была уверена: однажды он ко мне вернется.

Я решила последовать совету мисс Скред и найти работу. А деньги Пью я сберегу, пока они ему не понадобятся.

На следующее утро, хорошенько умывшись и одевшись, я встала перед зеркалом и задумалась: надеть ли мне клеенчатый плащ? Он был желт и велик мне. Хотя я ни разу не задумывалась о таком, пока жила на маяке, в «Холидэй Инне» я почему-то стала застенчивой. Судя по рассказам Пью, Бристоль — город морской, однако вчера в торговом центре я одна была в клеенчатом плаще.

Вместо него я надела еще одну фуфайку.

В библиотеке я, сгорая от готовности и нетерпения, представилась, однако библиотекарша сказала, что у меня нет опыта и образования.

— Ну можно я просто буду расставлять для вас книги на полках?

— Мы здесь этим не занимаемся.

Я осмотрелась. Полки были забиты книгами.

— Да, но кому-то же надо это делать. Я и займусь.

— В настоящее время у нас нет подходящей для вас должности.

— Я не претендую на подходящую должность. — (Я помнила слова мисс Скред о том, что амбиции Женскому Полу не к лицу.) — Я просто хочу работать.

— Боюсь, что это невозможно. Но вы можете записаться, если вас интересуют книги.

— Они меня очень интересуют, спасибо, я запишусь.

— Вот бланк. Нам нужен ваш постоянный адрес, номер счета коммунальных услуг и ваша фотография с подписью.

— Что, как у кинозвезды?

— Фотографию должен заверить тот, кто знает вас больше двух лет.

— Думаю, мисс Скред могла бы… (Интересно, может, библиотекарша — родственница мисс Скред?)

— Где вы живете?

— В «Холидэй Инне».

— Это не постоянный адрес.

— Я только что приехала из Шотландии.

— А там вы были записаны в какую-нибудь библиотеку?

— Там не было библиотеки. Раз в три месяца приезжал фургон, но в нем были только Любовные Романы, Настоящие Преступления, Орнитология, Вторая Мировая Война, Местная История, которую мы и так хорошо знали, потому что ее не так уж много, и консервированные фрукты. Продуктами фургон тоже приторговывал.

— Кто может подтвердить ваш адрес в Шотландии?

— Его все и так знают — это маяк на мысе Гнева. Прямо вдоль побережья, не промахнетесь.

— Вы из семьи смотрителя маяка?

— Нет, мама умерла, а отца у меня и не было. Меня вырастил Пью на маяке.

— Ну тогда, возможно, мистер Пью мог бы написать вам рекомендательное письмо.

— Он слепой, к тому же я не знаю, где он.

— Возьмите этот бланк и верните его мне лично, когда заполните.

— Я уже могу брать книги?

— Нет.

— Может, есть работа хотя бы по субботам?

— Нет.

— Ну тогда я буду просто приходить каждый день и читать книги.

Так я и делала.

В «Холидэй Инне» за мной с удовольствием оставили маленькую комнатку без окон, а взамен я работала в ночную смену — подавала картошку с горошком постояльцам, слишком усталым для сна. Я заканчивала работу в пять утра, спала до одиннадцати, а потом шла в Читальный зал Публичной библиотеки.

Но была одна сложность — я не могла брать книги домой, поэтому никогда не удавалось добраться до конца истории, прежде чем книгу брал кто-нибудь другой. Я так из-за этого переживала, что начала покупать себе яркие серебристые блокноты в ламинированных обложках, похожих на скафандры астронавтов. Я строчила туда истории, которые читала, но у меня пока оставались лишь бесконечные начала.

Я читала «Смерть в Венеции», а библиотека закрывалась, поэтому с огромной неохотой я вернула книгу на стойку и сказала, что завтра буду здесь первая, ровно в девять и ни секундой позже.

Я вся извелась, думая, что кто-нибудь возьмет книгу до меня, поэтому рано утром, бросив подавать отчаянным картошку с горошком, я сорвала передник и понеслась к библиотечным ступеням, словно паломник в ожидании чуда — к гробнице.

Оказалось, я там не одна.

В углу с моделью Эйфелевой башни на батарейках, освещенной лампочками, копошился старый пьянчужка. Он сказал, что когда-то в Париже был счастлив, только не помнит точно, где — в Техасе или во Франции.

— Все мы когда-то были счастливы, так ведь? Но почему же теперь мы несчастны? Можешь мне объяснить?

Я не могла.

— Видишь вон того? — сказал он, водочно ткнув в сторону фигуры, что брела, покачиваясь, по улице. — Он везде ходит с собачьей курточкой, во как. Просто ждет подходящую собаку.

— У меня есть собака. Его зовут Пес Джим. Он живет в Шотландии, на маяке. — (Что было правдой большую часть его жизни, но не теперь.)