Эльмира Нетесова - Заложники любви

Все это видел Лукич. Но решил выждать время. Он понимал, если теперь по потемкам выкинет мальчишку на улицу, озлобит не только его друзей. Он понимал, что парни сами начнут искать выход и что-нибудь придумают. Так оно и случилось. Не прошло и часа, как все трое друзей попросились в кабинет:

— Простите Андрюху! Мы за него ручаемся! Все, как самих себя, его знаем. Не надо выбрасывать. Он нормальный дружбан. Работает, как паровоз. Малость заводной, ну уж так ему не повезло. Без отца рос. Мать пьет. Он с нею не может сдышаться под одной крышей. Маленьким был, даже в больницу попадал, как она его лупила. Воровать заставляла,— говорил тощий, долговязый парень.

— Маленького побираться заставляла. Выгоняла голиком и босиком на снег, чтоб сжалившись, больше подавали люди.

— Он чуть не умер от простуды. А едва подрос, пошел работать. Мать у него деньги воровала и пропивала до копейки. Что он видел у нее? Да ничего, ровным счетом, но мы приучим Андрюху, как надо жить. Он уже свою койку сам заправляет и стирать свое учится. Вот только от контейнеров насовсем не отучили, чтоб жратву там не промышлял. Так и осталась у него эта привычка с детства.

— Не выгоняйте! Ему, кроме как к бомжам, идти некуда. А и те возьмут ли его!

— Давно его знаете? — спросил Лукич ребят.

— Почти с детства. Мы у родни жили. А он в подвале пятиэтажки все годы канал. От матери прятался. Она его в дни получки искала. Свою долю забирала. Все подчистую.

— Где же его отец?

— Не знаем. Андрей сам никогда не видел пахана. Небось, нагулянный. Но ведь человек, жалко. Оставьте с нами. Мы уже привыкли друг к другу,— просили ребята.

— Хорошо, пусть остается. Его счастье, что вы у него есть...

А на следующий день, уже вечером, вышел человек в вестибюль, домой собрался, да разговорился с вахтером. Тот вскоре в туалет отлучился, и, в это время в дверь вбежал Андрей. Глаза квадратные, лицо перекошено. Он мигом побежал в свою комнату боясь оглянуться. Следом за ним неслась баба, держа в руке пустую бутылку. Она подняла ее в руке, чтоб ударить парнишку, но не успела, не догнала, не достала.

— Урою козла! — влетела в вестибюль растрепанная, злая:

— Стой, недоносок проклятый! — орала хрипло.

Лукич перехватил бабу, остановил:

— Что нужно? — развернул резко.

— Отвали! Я не к тебе! — попыталась вырваться, но не получилось.

— Не дергайся! К кому пришла?

— К сыну! Он, сучий выкидыш, кормить меня не хочет, в помощи отказывает, в куске хлеба!—дохнула перегаром.

— По-моему ты уже набралась по уши! Куда больше? Надо еще, иди, работай! Не приставай к пацану! — вырвал из руки бабы бутылку:

— И ты туда же, лысый пидер! Сбились тут в компанию и жируете! А я хоть сдохни! Погоди! До всех доберусь! Урою каждого! — брызгала слюной баба.

— Ты мне не грози! Стреляного воробья пушкой не испугать. А вот тебя в клетку могу определить надолго, до самого конца жизни не выберешься из нее. Это ты меня не помнишь, зато я не забуду, одна такая на моем участке жила.

— Нешто ты, Лукич? — протрезвела баба мигом.

— Он самый! Не приведись еще увижу тут. Своими руками ноги выдерну и голову сверну сволочи! Мало тебе приключений, так вздумала собственного сына покалечить? Не выйдет! Он у меня! И не доведись хоть один волос с его головы упадет, я живо с тобой разберусь! Тогда уже ничего не захочешь, не сына, не водки. Уговаривать не стану, брошу бродячим псам. Пусть они тебя отвоют, чмо безмозглое! — вытолкнул бабу из общежития на улицу. Она поплелась вдоль домов, часто оглядываясь, вздрагивая, что-то бурча под нос злым шепотом. Но ее никто не слушал. Из окна общежития, прилипнув носом к оконному стеклу, смотрел ей вслед Андрей. Плечи мальчишки вздрагивали. Нет, он не плакал. Сын когда-то любил ее. Как давно это было. Тогда она была для него мамой, единственным, самым родным человеком на земле. Он ждал ее с работы долгими часами, бросался к ней на шею, как только та входила в дверь, долго целовал усталое лицо. А потом у матери появились друзья и подруги. Они и отняли мать. Они часто приходили в гости, выпивали, пели и плясали. Им было не до Андрея, его отпихивали, отталкивали, а мать прогоняла сына от стола, забывала, что тот целый день не ел и ложился спать голодным. Так продолжалось долго. Андрей вскоре перестал ожидать мать. И уже не радовался ее возвращению. Она приходила злая, накидывалась на сына с бранью, а вскоре начала выталкивать из дома, когда мальчишка особо настырно просил поесть.

— Да где я тебе возьму? Вот провальное брюхо! Все б только жрать! А ты спросил, ела ли я? За весь день ни куска хлеба во рту!

— А почему от тебя водкой пахнет? — спрашивал удивленно.

— Водку не едят, ее пьют. Вот был бы умным, нашел бы, что пожрать себе и мне. Вон бабка на углу пирожки продает. Стащи у ней, авось не обедняет. Ну, что делать, если меня с работы выгнали, а в другое место не берут,— выталкивала сына за дверь и напутствовала:

— Будь смелее, иначе не прожить нам с тобой.

И Андрюшка пошел. С неделю охотился за пирожками. Ел сам, кормил мать. Оба были довольны. Но... В очередной раз пацана поймали. Схватил его прямо у лотка Егор Лукич и привел в милицию. Андрей не умел врать и рассказал все начистоту.

Мать в этот же день доставили в милицию. На нее долго кричали, ругались, грозили лишением родительских прав и предупредили, что если еще раз поймают Андрейку на воровстве, заберут у нее пацана навсегда и она его больше никогда не увидит. Там же велели матери завязать с пьянством, устроиться на работу. Когда она ответила, что ее никуда не берут, бабу тут же устроили дворником сразу на два участка.

Теперь к ним частенько заходил Егор Лукич. Контроль за этой семьей возложили на него.

Мать из-за такой резкой перемены возненавидела сына, считая его основным виновником бед, свалившихся на ее голову. Но сделать ничего не могла. Участковый оказался назойливым, упрямым человеком и проверял даже каждую мелочь, ел ли мальчишка, как живется ему. И все же многого он не знал. Мать скрывала, что сын целыми днями предоставлен самому себе и чтобы не тратил время зря, отправила пацана побираться на другой конец города.

Поначалу не верила, что из этого что-то получится. Но Андрей каждый день приносил столько, сколько баба зарабатывала за целый месяц. Горожане жалели пацаненка и подавали ему, не скупясь. Он врал им, что живет без родителей, что они оба погибли в автоаварии и ему не на что жить. Люди верили, помогали, а мальчишка и сам поверил в свою легенду, подсказанную матерью. А она, получая от сына каждый день деньги, снова запила. Чтобы участковый не увел сына, закрывались с Андреем на ключ и, когда Титов приходил, сидели на кухне, не открывали ему дверь.

Когда мать снова уволили с работы за пьянство и прогулы, она не переживала, даже порадовалась, ей было на что жить и пить. У нее даже собутыльники завелись, каких баба поила почти каждую ночь.