Эльмира Нетесова - Заложники любви

— Ребята! Ну, простите, где был виноват!

— Слишком много обид и горя стерпели от вас. Прощают, когда ждут и надеются на лучшее. Нам ждать нечего!

— Сынки! Поймите! Я остался один!

— А мы были малышами! Помнишь, как нас обоих выкинули во двор зимой? На холод, голодными, даже без курток. Нам тогда лет по пять было. Соседи заставили вас взять нас с улицы, милицией пригрозили. Это часа через два, когда мы вой подняли. Сами вы о нас и не вспомнили!

— Как зверски били нас обоих ни за что! Теперь прощения просишь? Но у кого? Все отморожено и ни капли тепла к тебе не осталось. Не нужна твоя квартира и ты вместе с нею. Живи, как старый волк вне стаи! Нет тебе места среди людей! И не зови! Мы не придем. Навсегда ушли из твоего логова! И никогда о том на пожалели.

Они молча встали.

— Хоть помогите какою копейкой! Мне вовсе не на что хоронить! — взмолился мужик.

— Так бы и сказал! А то развел, распустил сопли про жалость!

— Подожди тут немного! Сейчас принесем, сколько сможем,— пошли ребята наверх.

Вскоре они вернулись, отдали деньги.

— Этого не хватит, мало! Еще и помянуть нужно! А тут что?

— Давай сюда! Обойдись сам! — протянул руку за деньгами Максим.

— Э-э, нет! А на что хоронить бабу? — побежал человек к двери, боясь, чтоб сыновья не отобрали и эти. Он выскочил в дверь, забыв попрощаться и поблагодарить. Он не ожидал и этого...

Парни, уходя из вестибюля, глянули на Егора Лукича, тот коротко кивнул им и снова склонился над отчетом. Человек думал, что сегодня разделается с бумагами. Но в общежитие вошел Сашка Ухов. Он недавно женился и ушел жить в семью, к жене, в двухкомнатную квартиру в многоэтажке. И очень радовался, что теперь у него будет своя квартира, на самом верхнем, девятом этаже, в новом доме со всеми удобствами, с лифтом и телефоном. Одного не учел парень, тещу. На нее тоже полагалась комната в этой квартире, и баба чувствовала себя тут полной хозяйкой.

Сашка достаточно долго жил один до женитьбы и никогда не подчинялся женщине, тем более теще. Он попросту не замечал ее. Не видел в упор. Но теща была не из тех, кто жил тихо, стараясь не мельтешить и не попадаться на глаза. Она считала себя главным лицом в семье, хранительницей очага! А потому требовала к себе особого внимания и уважения, послушания и кротости.

Первым делом она потребовала у зятя деньги.

Сашка подумал, что баба прикалывается. Какое отношение она имеет к его деньгам? Уж если останутся у него лишние, он отдаст их жене. А причем тут теща?

Парень прошел мимо. Подсел к жене, не оглянулся в сторону Зои Ивановны, та уже вскипела, подошла к столу злая:

— Як тебе обращаюсь! Слышишь, Сань! — чуть ли не орала баба.

— Да в чем дело? — повернулся к теще.

— Не коси под придурка! Ты живешь с нами целых две недели и ни копейки денег мне не дал! — багровела баба, вцепилась в край стола.

— А когда и за что я задолжал вам?

— Как это так? Ты питаешься, живешь здесь! Или считаешь, что продукты в магазине и на рынке нам бесплатно дают? — вставила руки в бока, изобразила из себя боевую корову, готовую биться рогами до последнего.

— Теперь мы с Асей сами будем ходить за продуктами и оплачивать все коммунальные счета,— ответил спокойно. Теща словно взорвалась:

— Что? Мне не доверяют? — заорала баба.

— Своими деньгами я распоряжаюсь сам! И никому их не отдам! Даже не надейтесь! У меня родная мать никогда не требовала. Могла попросить на что-то конкретное, но не в таком тоне!

— А что? Я перед тобой на колени должна встать?

— Мам, успокойся! Не грузи и не нагнетай! — вмешалась дочь хмуро и добавила:

— Иди, отдыхай! Мы сами разберемся.

Зоя Ивановна, громко хлопнув дверью, ушла в свою спальню, бросив через плечо:

— С нынешнего дня сами себе жрать готовьте. Я вам не прислуга. А то ишь, деловые здесь поразвелись!

И, правда, с того дня теща перестала готовить для молодых. Они сами заботились об ужине. И, чаще всего, ели в заводской столовой, а дома пили чай с чебуреками или пирожками. Аккуратно оплачивали все счета.

Зоя Ивановна не разговаривала с ними и ходила по квартире грозовой тучей, готовой разорваться разрядом молнии в любой момент. Но не было повода. Это бесило.

А вскоре Сашка заметил, что у него пропадают деньги. Нет, не на работе, не в цехе, именно дома. Он сказал об этом жене, вместе посчитали. Действительно, исчезла часть получки. Ася пообещала сама поговорить с матерью, Сашка дал слово не вмешиваться.

— И ты туда же? Вступаешься за голожопого проходимца! Я чем обязана, что убираю и стираю, глажу за вами? Или вы покупаете стиральные порошки, освежители и всю бытовую химию? За что я вам обязана? Сели на шею оба, вместо благодарности еще мне выговариваете, два нахала!

— Послушай, мам, не заходись! Речь совсем о другом! Почему не сказала и не спросила, а сама влезла в карман?

— Я не пропила и не потратила на себя ни копейки, слышь, дура? Я терпела, сколько могла, и тратила свои! Вы косили под слепых и лепили из меня дуру! Так вот хватит ездить на моей шее! Либо пусть твой хахаль привыкает жить в семье, как все нормальные люди, или пусть выметается ко всем чертям! Ишь, прикипелся бездомный пес!

Тут Сашка не выдержал. Его унизили, такого он не прощал никому.

— Старая, вонючая лохань! От тебя несет как от свалки! С тобою не только за одним столом, в одной квартире находиться гадко. Торчишь здесь бельмом на глазу, сучий выкидыш!

Мужик тут же получил хлесткую оплеуху. И не сдержавшись, дал сдачи. Теща вылетела из кухни, проклиная зятя:

— Ты, Сашка, зверь! Как посмел ударить мать? Поднял на нее руку! Вот так и ко мне относишься. Нам действительно нужно расстаться. Мы поспешили,— говорила жена, побледнев.

— Раз ты тоже так считаешь, я ухожу! — встал Сашка и начал собираться.

Теща орала на всю квартиру.

— Мам, он уходит! Не устраивай цирк. Успокойся! — просила дочь.

— Милицию вызывай! Пусть посадят козла! Таким нет места среди людей! Разве он человек, да это животное, зверь! Вон из моего дома! Навозный лапоть! Отброс! Собачий лишай! Ты не достоин приличной семьи! Тебе только в подворотне лежать, комок грязи! Кто ты есть, ишачье говно! — снимала, сдергивала из шифоньера одежду Сашки, кидала на пол, топталась по ней ногами, мужик отшвыривал, собирал вещи в чемоданы, наскоро их застегнул и, набросив куртку, выскочил из дома.

Человек вскоре поймал такси, приехал в общежитие. Он сидел перед Лукичом взъерошенный и злой:

— За что выгнали? Ведь не пил, не курил, по бабам не таскался, с жены пылинки сдувал. Деньги отдавал Аське. Конечно, не все, самому тоже надо, хотя бы на обеды. Ну и получил за все доброе!

— Сашка! Как ты не понял простой истины, я тебе еще до свадьбы говорил, если в доме живут две женщины, обоим уделяй внимание. Ни одну заботой не обходи. Помни, ласковое телятко двух маток сосет, а паршивое катается, ни под одну не попадет! В этом твоя вина, что не поладил в семье. Теща, она тоже мать,— говорил Лукич и добавил: