Марина Яковлева - Баллада о Розеттском камне

— Но разве сапоги тачавший сапожник не хотел бы обуть в них как можно больше людей, чтоб прохожие говорили: «Отличные сапоги. Приятно пройтись в них. Очень удобно»? Или — разве булочник не желал бы накормить как можно больше народу своими булками, чтобы услышать: «Давненько не пробовали мы таких вкуснющих булок»? Да и писатель: ему бы слушателей! Вот и Леночка — «захлопают… поклонюсь…»

Есть у нас в Латвии одна весьма занятная

традиция. Людям на радость. Для человека.

(…) Каждый имеет право

тянуть билетик, и если ты вытащишь

счастливый — газеты и радио объявят, что

такого-то числа будет отмечаться твой день

рожденья. (…)

(… «радива» проснулась через стекло: «Сегодня ночью, дорогие мои, старосте Елене Владимировне исполняется…»)

— Вот он, смотрите, молод еще и не отличился

ничем покуда, или стар он и всеми забыт, или

вовсе он обыкновенный, как и все остальные

в нашей деревне, — придите же и поздравьте его,

стоит ведь он чего-то.

Ну что случилось-то? Дали как следует по мозгам. Скажи за это спасибо. От сытой жизни человек дуреет. Решивший идти к людям должен скрепить сердце свое, ибо отчаялись они, и не ждали, и забыли в суете своей, как звучит Слово… Хватит дурочку валять, отвечай: хочется жить? Честно! Хочется?!

— «Скорая»?.. Спасите меня, я очень хочу жить!.. Адрес? Диктую…

(Не хочешь в столице — езжай на Украину, в Рай-Еленовку. Это деревенька такая. Для Елен там — сущий рай!!!)

ИЗ ПЬЕСЫ «ЧАЙКА»: «Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле — все равно, играем мы на сцене или пишем — главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй».

Умей нести крест свой, а иначе…

СЛУЧАЙ ИЗ ЖИЗНИ.

— Почему из второго ряда повернули направо?

— Я в редакцию. Волнуюсь.

— Что ж это за причина такая? Если волнуетесь — на метро надо ездить… А вы что пишете-то, стихи?

— У меня повесть.

— Хорошо. Повесть. О чем?

— О смысле жизни. В чем ее смысл.

— Хм, нахапать побольше, так?! Или вы что-то другое написали?

— Не может быть такого смысла, понятно?!

— Да вы успокойтесь!..

— Знаете, у Чехова: «Молодой человек собрал миллион марок, лег на них и застрелился»?!

— Что вы кричите? Посмотрите вокруг, сейчас время такое!

— Я не кричу! И время сейчас не такое! Время у каждого свое! Как живешь, такое у тебя и время!.. Это не смысл, чтобы нахапать! Это бессмыслица! Смысл в том, чтоб понять, зачем ты нужен, для чего живешь! А вовсе не — «нахапать побольше»!!!

— Сейчас время другое, и люди другие стали! Хотите, любую машину остановим, спросим, в чем смысл жизни! Как вы думаете, что они ответят?! Можем пять машин остановить, десять!!!

— Это не люди другие! Это жизнь, значит, неправильно устроена! Если кто вступает в нее с идеалами, постепенно вынужден отступиться от них. Вера в любовь, в добро, в бескорыстие — это и есть вера в идеалы. Если вера исчезла, человек пуст… Время сейчас — не «такое»! Время у каждого свое! Как ты живешь, такое у тебя и время!..

— Да, знаете… Хотелось бы прочесть, что вы там написали, а то ведь умрешь, а так и не узнаешь, зачем нужно было жить… Пробивайтесь. Удачи вам. Счастливого пути.

ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ ПИСАТЕЛЯ ПО ТЕЛЕВИЗОРУ. Что значит — все будут счастливы? Нельзя сразу построить дом. Сначала нужно заложить фундамент, а фундаментом являются люди, каждый человек. И покуда не будет уважения и внимания к этому отдельному человеку, вообще ничего не будет, никакого дома…

А пока — надо взять себя в руки, ведь я еще не жила по-настоящему! Я ничего не успела! Как хотелось бы найти Слово, понятное на всех языках, обратиться с ним к людям, населяющим шар земной, быть услышанной и понятой!.. Сколько причин, чтобы жить: и любовь существует на свете, и все люди — братья! И, чтоб найти свой Розеттский камень, не обязательно ехать в Египет, нужно только как следует подумать, сообразить, какой из камней — твой, а потом душу в него вложить, и камень обязательно заговорит! «Ветром опрокинутое дерево имеет больше ветвей, чем корней!» Значит, корней у меня меньше? Нет, корней у меня больше, и потому я останусь жить, и напишу о Маргарите и о Фаусте, иначе мне снова не будет покоя по ночам, и я неизвестному собеседнику буду рассказывать об этом, сидя на подоконнике «в платке лунного света…».

Теперь о тебе, Петр. Нет у меня твоей фотографии. Адрес я тоже не взяла, но облик твой сохранится в памяти моей, и все, что ты рассказывал, я буду помнить всегда: и о чайной церемонии, устроенной для тебя в Москве, и о Кубе, и о многом другом. И теперь полуподвальные окна одного из домов на Цветном бульваре напоминают мне об окнах «Флоридиты», кафе в Гаване, где подавали двойной дайкири, что так любил Хемингуэй… И — ночное кафе, куда ходят только парами. Темнота. Совсем нет света, и лишь фосфоресцируют манжеты и воротнички стюардов, ловко снующих между столиками и видящих, будто кошки, в темноте…

И — ты! ты! ты!!! Потерявший, будто школьник, шарф! С больным горлом, такой нежный и красивый! Такой прекрасный! Милый мой! Капитан с неведомого корабля!.. Югославия моя, Югославия! Сколько раз, поздней ночью, когда люди и страны, разделяющие нас, спали, я старалась докричаться до тебя, Петр, чтобы ты услышал, чтобы ты понял, как мне одиноко без тебя. Но — в школе-то я была сильна в теории, в абстрактных рассуждениях, а на практике-то, Петр!.. Я кричала в окно, а окна у меня расположены на северо-западной стороне, вот и слышали меня медведи да пингвины, но ты, Петр, не мог услышать моего голоса…

(Если б ты был инженер!!!

А еще лучше — оператор!!!!!!)

— Знаешь ли ты теперь, в какой стороне Югославия?

— Да!!! Я знаю!!! На юго-западе!!!

— Тебе дается одна минута! Покуда Шарф Не Коснется Земли!

— ПЕТР!!! — И звезды посыпались с неба. Одна звезда мягко опустилась на ладонь.

— Ну, бросай же быстрей!

И я швырнула ее в сторону Югославии, и звезда обернулась… шарфом…

Чей это был шарф?

Поэта и безумца? Или — ковровая дорожка Эйнштейна?

Или — тот, что мы бросали с преподавателем Юрой с Эйфелевой башни?

Не знаю. Только Петр теперь не простынет никогда.

Минута кончилась. «Московское время старосты, Елены Владимировны, истекло…»

«…нам пора… Кони роют землю, содрогается маленький сад», — так говорит Азазелло. В «Фаусте» Мефистофель: «Выведи ее… волшебные кони… будут готовы», — однако в «Фаусте» кони всадников так и не дождались — Маргарита отказалась бежать…

Петр, Петр!.. Волшебные кони нас не дождались, и я хочу повторить тебе слова Маргариты: «Прости меня и как можно скорее забудь… Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня».