Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2006)

Гедымин Анна Юрьевна — поэт, лауреат нескольких литературных премий. Живет в Москве.

* *

*

В городе, где трава

Вспоминается только из чувства протеста

(Взгляните на это гладкое место —

Здесь могла быть трава!);

В городе, где скорее ночь, чем зима,

Где скорее в метро, чем пешком по скверу,

И где многие понимают карьеру

Как возможность из панельных в кирпичные

переехать дома;

В городе, где зонтов и крыш торжество,

Когда-нибудь и тебя самого

Не станет — за сроком давности

иль по случаю смены места.

Не знаю, чего из этого пожелать, —

Таких, как мы, прошла здесь целая рать,

А в чем смысл их движенья,

по-прежнему неизвестно.

* *

*

О дни предосенние,

вереница блаженных дней!

На счастье настраиваться

с каждым годом трудней.

А после останется

в небе горстка огней,

И ни притронуться,

ни присоседиться к ней.

О дни предпоследние,

уж больно вы хороши

Для неприкаянной

и небезгрешной души...

* *

*

Лес предзимней зиял пустотой...

Помню слякоть и чувство тревоги

И отчетливый куст золотой,

Голосующий у дороги.

Вроде выболела до дна

Эта осень.

И нате вам — милость!

Но из тысячи душ ни одна

В странном месте не притормозилась.

Вот он — миг, предвещающий крах!

Ох, припомнит судьба нам истица,

Как молили о мелких дарах,

Чтобы мимо щедрот проноситься!..

* *

*

Ветер разнообразен:

В паре с огнем

Похож на цветок в вазе,

Вместе с вольной водой

Образует прибой

(Ты когда-то шутил —

Как мы с тобой).

Не промчит стороной,

Как экспресс в Новый год,

Он навеки со мной,

В отличие от.

Даже в зимнем бору,

Где и жизни-то нет.

Если умру,

Не он ли загасит свет?..

Вопросы

Когда его проклял друг и родня,

Она, погрустнев, спросила:

“За что ты, чудак, полюбил меня?

Ведь я совсем некрасива...”

А он улыбнулся в ответ и сказал:

“За все: за походку, голос, глаза”.

А годы спустя, на исходе сил,

Она рванулась в вопросе:

“За что? За что ты меня разлюбил!

За что, окаянный, бросил!”

А он усмехнулся в ответ и сказал:

“За все: за походку, голос, глаза”.

* *

*

Ты думал: пусть одиночество,

только бы не воскресные

Хождения, дни рождения…

Уж лучше к былым подружкам.

…В парке, где только местные,

Похожий на наваждение

Шахматист

сумерки разливает по кружкам…

Озеро, звездами запорошено,

Смотрит в небо

по праву единоверца.

…Научившийся быть нежданным,

потом — непрошеным,

Ты не смог одного:

nbsp; совсем исчезнуть из сердца…

* *

*

Мы поедем по мокрым улицам,

без труда обгоняя ветер

И не очень задумываясь,

день это или ночь, лето или зима.

Даже странно, что в городе,

спроектированном кем-то третьим,

Возможны такие наши с тобой

расстояния и дома.

А то, что время остановилось, — нет,

просто оно уже вышло.

И мы, как дети,

когда дочитана сказка, но еще не погашен свет,

Глядим жадно и пристально

и вслушиваемся в то, что слышно,

На каждый наш вдох и выдох,

на жизнь, на ошибки — в ответ.

Орлова Василина Александровна родилась в поселке Дунай Приморского края в 1979 году. Окончила философский факультет МГУ. Прозаик, эссеист, автор книг «Вчера» (М., 2003), «Стать женщиной не позднее понедельника» (М., 2005), «В оправдание воды» (М., 2005), «Пустыня» (М., 2006). Живет в Москве. Постоянный автор «Нового мира».

Глава 1. Притаился

В одном из переулков близ Тверской стоял дом как дом. Там в квартире на пятом этаже, в полутемной прихожей, высилось грозное старинное зеркало. Оно удваивало вешалку с десятком разноцветных шарфов и зонтов, полку для обуви, паркет, бесцветные обои, кусок двери на кухню, украшенной витражом, и всякую мелочь вроде “ложки” с пластмассовой головой коня, которую, впрочем, еще называют “рожком”.

— Убранный предмет в зеркале не виден. Зеркало не стремится отражать то или иное: видит, что дают. И заметьте, не выказывает по этому поводу удовольствия или неудовольствия. Не разбирает. Отражает все.

— Кроме ударов…

Анна оглядывала комнату. Она здесь впервые. Хозяина еще нет — их привел сюда Павел, который теперь прятал в карман ключи. Веников сел на стул, положил ногу на ногу и ссутулился еще сильнее. Анна хотела спросить: “Тебе вообще-то удобно, Семен?”

Сдержалась.

По стенам детские фотографии: домохозяин одно время преподавал в бакинской гимназии. Рисунки. И еще фотопортрет: светлое, летнее лицо в золоте соломенной скирды — Павел.

— Ты похож тут на Че Гевару.

— Там с обратной стороны есть надпись, на кого я похож…

Анна осторожно отогнула глянцевый край. Рукой самого Павла выведено: “Недаром помнит вся Россия про день Бородина”.

— А угадай, чьи рисунки?

— Марата?

Так звали здешнего обитателя.

— Нет.

— Что, твои?..

Забурчал, закипая, чайник. Павел вынимал из пакета булки, печенье, конфеты, купленные здесь же, поблизости, в сверкающем электричеством и лепниной Елисеевском.

— Дай поучаствовать, — сказала было Анна, потянувшись к сумке за кошельком.

— Нет, пожалуйста. Я сам. Нам же не просто так выдают, деньги надо еще осваивать… Представительские расходы.

Веников все сутулился: он переживал сейчас тяжелые времена, жена рожала. Наверняка у него ни гроша.

Поднимались по лестнице, ненамеренно рассредоточась, как и на улице, — Павел, Анна, Семен. Она сказала:

— Между прочим, Веникову всякое лыко в строку. Смотри, как бы не описал встречу в одной из повестей…

Рисунок, пришпиленный в уголке за шкафом, был не очень профессиональный. Анна наметанным глазом видела легкую кривизну эллипсов, и вообще он был “недотянут” — слишком светлый.

Павел безостановочно говорил. Длинные темные волосы, щегольская бородка, ладный, лаконичный в жестах.