Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2010)

“Претенциозный эпитет „литературный” в названии стандартного языка особенно оскорбителен именно для литературы. Никакой уважающий себя писатель на этом чиновничьем обрубке не писал. Весь стиль крупнейшего и самого оригинального русского прозаика XX века Андрея Платонова — это бунт против стандартной косности, не оставляющий камня на камне от казенного синтаксиса”.

Что такое актуальность. (Анкета.) — “Искусство кино”, 2010, № 5.

Говорит художник Георгий Пузенков: “Актуальное — это то, чего сиюминутно не хватает и от чего отказываются мгновенно после его получения. Современное искусство претендовало на отрезок времени хотя бы в пять — десять лет. Оно было „present perfect continuous” , удаленным от настоящего дистанцией осмысления — тем самым мандельштамовским „воспоминанием”. Классика в этих рамках была „present perfect simple” . Таким образом, актуальное искусство сквозь призму английской грамматики предстает незаконченным действием „present continuous” , которое еще продолжается, жарится, как яичница, но может еще и подгореть”.

Протоиерей Александр Шаргунов. Между толерантностью и любовью (О нашем миссионерстве). — “Москва”, 2010, № 8.

“Речь идет о такой любви, из которой никто не может быть исключен. Искушение возникает в связи с так называемой толерантностью — той ложной любовью, которая путает, как правило, намеренно, понятия греха и грешника. Сразу оговоримся, что за толерантность порой принимают искреннюю любовь к другим с терпеливым отношением к их ложному свободному выбору и с глубоким желанием и стараниями помочь найти им истинный путь. Мы коснемся этой темы. Но кому не ясно, что попытка установить „мир и безопасность” на основе толерантности — иное, некое новое глобальное явление. После крушения великих идеологий минувшего века толерантность стала идеологией, превосходящей саму идеологию. Превосходящей саму человеческую мысль. Превознося на все лады тех, кто поклоняется этому новому идолу, новая идеология обретает право и власть беспощадно судить всех, кто противится ей. Толерантность в сегодняшнем мире означает, что вера — строго частное дело, но подчинение общепринятому — обязательно. По сути — это торжество того, что было во времена жестоких гонений на Церковь в Римской империи. Положи зернышко ладана перед статуей императора, и ты свободен. Иди и веруй во что хочешь — во Христа или в антихриста. Если все верования законны, равным образом гарантированы духовной пустотой государственной власти, это значит, что само дело веры относительно. Оно должно быть на втором плане, apriori отмечено отрицательным знаком. От начала до конца вера рассматривается как нечто отрицательное с точки зрения торжествующего зла, в то время как скептицизм становится „благом”, гарантом общественного мира и свободы. Иными словами, ослабление веры будет всегда желательным, поскольку содействует демократическому сосуществованию самых разных идей. Может ли с этим согласиться исповедник истины? Все сопротивляется в нас этой установке”.

“Когда мир утверждает неадекватность „традиционной мысли”, есть один только выход — глубокое приобщение к древней и всегда новой культуре совершенной самоотдачи в крестной пасхальной жизни, даже до мученичества”.

Игорь Шафаревич. Мы и они. — “Завтра”, 2010, № 39, 29 сентября.

“Все население нашей страны распадается на две неравные части, которые можно условно назвать — „они” и „мы”. Формально определить их трудно, но каждый ясно понимает, к какой части он принадлежит. Роль этих частей в современной жизни далеко не одинакова. „Они” управляют жизнью, а „мы” — управляемые. Сначала, лет двадцать пять тому назад, казалось, что власть „их” над нами абсолютна. <���…> Но вот что поразительно. Постепенно стало выясняться, что связь между „они” и „мы” не так проста.

В чем-то „они” зависят от „нас”, и появился целый ряд ситуаций, когда „они” вынуждены принимать такие решения, чтобы „мы” были довольны. <���…> Положение, похожее на СССР, примерно с 1934 года и до конца коммунистической власти. Тогда это было связано с ожиданием Второй и Третьей мировой войны и с тем, что власть сделала ставку на выход путем русских жертв: сначала военных во время Великой Отечественной войны, а потом — экономических в послевоенное время. Сейчас ситуация связана с тем же вопросом. „Они” требуют все время больших жертв от народа, который больше

чем на 80% — русский. Так что речь идет о русских жертвах. Но, видимо, „они” сейчас уже не в состоянии просто приказать народу принести эти жертвы. Есть ситуации, когда „они” вынуждены пойти навстречу „нашим” интересам или чувствам. Мы, русские, заинтересованы, чтобы наши жертвы были как можно меньше. Поэтому важно было бы понять область зависимости „их” от „нас” и каковы формы давления, которые „мы” способны оказывать на „них”, чтобы эту область увеличивать”.

Михаил Эдельштейн. П. — “Лехаим”, 2010, № 10 .

“В конце 2009 года портал OpenSpace провел опрос „Самый влиятельный интеллектуал России” — Пелевин победил с большим отрывом. В критике титул „главного писателя” закреплен за ним всерьез и надолго, несмотря ни на какие частные недовольства рецензентов. <���…> Конечно, до сих пор находится немалое число умных людей, которые готовы всерьез обсуждать философские глубины творчества братьев Стругацких. Так что появлению ученого слова „онтология” в критических статьях о Пелевине удивляться не стоит. И все же ситуация, когда сколь угодно талантливый фельетонист воспринимается как „наше все” и едва ли не как религиозный учитель, — более чем очевидный сигнал общего неблагополучия литературной системы и, если угодно, интеллектуального нездоровья соответствующей среды”.

Я Быков! — “Владивосток”, 2010, 29 сентября < http://vladnews.ru >.

Говорит Дмитрий Быков: “К примеру, человек, прочитавший „Войну и мир”, поймет, как в России правильно жить: так, чтобы тебя не сразу убили, чтобы ты добился любви и что-то понял. Это такой четырехтомный путеводитель по главным правилам русской жизни. Побеждает не разум, а сила, не расчет, а самоотречение, не ум или красота, а радикальность и крайность всех жизненных проявлений. Это русские правила, и чтобы понять их, хоть кто-то да прочтет роман. Хорошо написанный роман „Анна Каренина” — там все концы сведены с концами, а „Война и мир” — огромный уродливый глубоководный краб, передвигающийся боком, и тем не менее это гигантское, великое произведение”.