Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2010)

Я прервала рассказ на полуслове. Предостерегающе подняла палец: молчите все! Прислушалась, как учил меня наставник. Сперва сосредоточиться только на самых ближних звуках — собственном дыхании, звоне в ушах, жужжании мух... Потом протянуть внимание к звукам подальше,

а затем и к самым дальним.

В доме определенно кто-то был. Кто-то шел сюда, во внутренние комнаты, легкими быстрыми шагами. Вор? Справлюсь ли я с вором? Силы уже не те, да и вымоталась до предела...

Колыхнулась повешенная в дверном проеме тростниковая циновка, взметнулось рыжее пламя настенного факела — и на пороге явились двое.

Невысокие, на вид щуплые, в недорогих синих плащах из меннарского сукна. Один постарше, серебряные пряди проскальзывают в густых черных волосах, другой, горбоносый, на пару дюжин тянет, длинные волосы прихвачены бордовой лентой, а пальцы на руках шевелятся, извиваются, точно дождевые черви. У обоих тонкие, из кедра сработанные посохи.

А глаза.... Вроде и не отворачивают они лица, да не получается никак поймать взгляд.

И веяло от обоих опасностью.

— Здоровья вам, — начала я первой. — Люди вы, как я погляжу, добрые... вот и ответьте, добрые люди, что ищете в чужом доме, куда вас, сдается мне, никто не звал?

— Здоровья и тебе, госпожа Саумари, — неторопливо ответил старший. Голос его был тусклым, потертым, как мелкая монета, прошедшая великую дюжину рук. Такой голос не вспомнишь и день спустя.

— Что скажете хорошего, гости ночные? Или беда какая вас ко мне привела?

— Ну, — едва заметно усмехнулся старший, — для того мы и навестили тебя, чтоб поговорить обо всем обстоятельно. А уж сколь хорошим тебе наш разговор покажется, о том судить не могу. Ты ведь ведьма, госпожа Саумари, не так ли?

— Я ремесла своего не таю. — Мне было совершенно непонятно, кто они такие и как с ними держаться. Ни на кого не похожи. Ни стражники наместника, ни жрецы, ни разбойники... Да и как они вошли в запертый дом?

— Значит, ведьма, — кивнул мой незваный собеседник. — Лечишь, гадаешь, зелья составляешь, с духами говоришь, проклятья творишь...

И давно ли так?

— Вот одного я понять не могу, — протянула я голосом “голодной крысы”, — в кого вас, таких любопытных, превратить? В мокриц, в пауков, в лягушек?

И промазала.

— Ни в кого ты нас не превратишь, любезная, — ухмыльнулся старший. — Сноровки не хватит. Впрочем, попробуй, мешать не стану.

Ну и что мне было делать? К духу Ингрийе взывать, мною же и сочиненному? Изображать, будто порчу навожу? Так если в лягушку не побоялись, что им моя порча?

Было у меня, конечно, средство — только далеко оно, в подвале под камнем схоронено. А эти не выпустят. Ишь как стали, дверь загородили. Что невысокие они да худые, только подтверждало мои опасения. Самые лучшие бойцы — они же и самые незаметные.

Да если бы и домчалась я до подвала, если бы и вернулась сюда с непустыми руками... Если бы и выгнала обоих... уже через дюжинную долю вломились бы ко мне стражники... Средство-то мое — на самый крайний случай. А тут поди разбери, сколь он крайний. Странные люди, и веет от них недобрым. Самое главное — как в дом вошли?

— Не получается? — усмехнулся старший. — И не трудись боле, не получится. Заклятье на дом наложено, крепкое заклятье. Скована твоя сила моим словом, и не отомкну, пока не сочту нужным.

Ну, это уже что-то. Никак, волхвы?

— Так вот, госпожа Саумари, — продолжил он, — мы тебе не враги. Наоборот, тебе самой польза от нас будет. Ведомо ли тебе, ведьме, — в голосе его прозвучала смешинка, — что есть такое общество, Синяя Цепь?

Мне и удивление изображать не пришлось. Что еще за цепь такая?

— Не знаю, о чем ты говоришь, добрый человек, — развела я руками. — Сделай милость, поясни.

Ужасно хотелось присесть на пол, ноги у меня ослабли, но садиться ни в коем случае не следовало. Сесть — значит показать им, что я покорилась, что я ниже их. Да еще в своем доме...

— Странно, что не знаешь, — хмыкнул обладатель синего плаща. — Неужто совсем с собратьями не водишься? Ну да лучше позже, чем никогда. Знай, женщина, что в Высоком Доме ведьмы да колдуны, маги, волхвы и чародеи не просто так, не сами по себе живут, а входят в тайное сообщество. И с достатков своих платят установленную долю. Невеликая доля, дюжинная часть.

— И на что ж идут денежки? — Я пыталась говорить как можно небрежнее, но в горле пересохло. Если правду говорит этот синий, — а не видно по нему, чтобы врал, — значит, полторы дюжины лет занималась я своим ведьминым делом, и никто из этой цепи обо мне не пронюхал.

А я ведь от людей не таилась, толпами ко мне ходили, и местные и издалёка. Выходит что же? Не пронюхали обо мне? Слабенькое у них, выходит, общество? Не верится. Или давно уж ведома я им, но не напоминали они о себе? Отчего же?

— На помощь собратьям нашим, в болезнях и бедствиях пребывающим, — тут же ответил посланец. — Доля некая храмам идет, дабы не ссорили нас жрецы с государевыми богами. Равно как и в казну платится, для спокойствия и мира.

— А ты, госпожа Саумари, — подал голос младший, — уж сколько лет волшбой пробавляешься, а ни докко не заплатила в общество. Нехорошо. Не только ж о себе надо заботиться, но и о пользе общественной...

— Действительно, непорядок, — подтвердил старший. — Мы тут подсчитали, прикинули, сколько людей к тебе ходит, от чего лечишь, каких духов заклинаешь, и вышло...

— Остановись малость, — прервала я его. Не следовало мне покорно выслушивать, надлежало норов показать. — Сперва поясни, “мы” — это кто? Вы оба уже незнамо сколько торчите в моем доме, а так и не удосужились открыть свои имена.

Старший передернул плечами, словно какая-то мошка ползала у него между лопаток.

— Знать наши имена тебе ни к чему, — сухо ответил он, — а вот кто мы — изволь послушать. Я — начальствующий над учетной палатой южных звеньев Цепи, а это мой помощник и ученик. Оба мы имеем высокие посвящения, и не тебе, ведьме-самоучке, с нами тягаться. Ты уж не обижайся, но ведомо нам, что ни у кого из колдунов не проходила ты учения. Так вот, ближе к делу. Мы тут посчитали примерно твои доходы, умножили на полторы дюжины лет... В общем, великая дюжина докко с тебя, госпожа Саумари. Надо внести. Деньги крупные, понимаю, сразу могут и не найтись. И потому мы к тебе милость проявим. В течение трех лет будешь выплачивать по четыре дюжины докко в луну...

Я молчала.