Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2005)

И. А. Бунин. Новые материалы. Вып. I. Составление, редакция О. Коростелева и Р. Дэвиса. М., “Русский путь”, 2004, 584 стр.

Точная статистика мне неведома, но так, на глазок, Иван Алексеевич Бунин в последние годы лидирует (и, кажется, достаточно уверенно) среди русских писателей прошлого века по количеству архивных публикаций и томов “неизданного и несобранного”. В 1998 году в Институте мировой литературы (ИМЛИ) издали едва ли не полный свод бунинской публицистики, потом там же выпустили сборник “С двух берегов”, объединив под одной обложкой письма Бунина и Горького, в издательстве РХГИ появилась книга “И. А. Бунин: pro et contra”, а два года назад все в том же ИМЛИ начало выходить собрание писем Бунина: пока наличествует только первый том, “Письма 1885 — 1904 годов”, но планируются и следующие выпуски, с 1905 года и далее. Все это не считая собраний сочинений и отдельных изданий разной степени солидности и полезности, а также публикаций в периодике и альманахах.

И все равно, как констатируют буниноведы, “несделанного гораздо больше, необходимой базы для академического или хотя бы полного собрания сочинений Бунина пока не сложилось”. Слова эти взяты из предисловия Олега Коростелева и Ричарда Дэвиса к первому выпуску серии “И. А. Бунин. Новые материалы”.

Планы у составителей серии более чем амбициозные: она задумывается как “непериодическое издание, выходящее по мере подготовки томов (ориентировочно — ежегодник)”. Судя по перечню готовых и готовящихся публикаций (см. то же предисловие), портфель издания сформирован уже минимум на десять лет вперед. В каковом факте на самом деле нет ничего удивительного: писал Бунин много, а жил — долго. В результате в Лидском фонде писателя и в других архивах сохранилось неопубликованных материалов куда больше, чем на десять томов.

Правда, перед публикаторами бунинского наследия встают преграды, скажем так, этического характера. Во-первых, прозаик был не только отменно плодовит, но и весьма ругач и в числе прочих средств вербального воздействия не брезговал и обсценной лексикой. Что, конечно, к числу нерешаемых проблем никак не относится — подобными словами сегодня шокируешь разве что депутатов Госдумы, — но людей, Буниным занимающихся, все же озадачивает.

Выходят они из этой ситуации по-разному. Редакторы тома “Письма 1885 — 1904 годов”, например, предваряли публикацию уведомлением: “Письма Бунина печатаются полностью, без купюр (за исключением слов, неудобных для печати)”. К старости писатель, как известно, ничуть не остепенился, однако составители книги, выпущенной “Русским путем”, оказались не столь застенчивы. Более того, в полном соответствии с правилами хорошего текстологического тона они даже “помогают” Бунину, восстанавливая недописанные автором слова в угловых скобках: “О, Горький! О, у<���еби> его м<���ать>!” (Горький, как и следовало ожидать, вообще является одним из главных отрицательных персонажей бунинских писем — чего стоит одно лишь упоминание его “топорной брехни, достойной рваных ноздрей и каторги”.)

Сложнее вроде бы со вторым пунктом. Дело в том, что Бунин категорически запрещал публиковать свои письма (а также дневники и записные книжки) и даже внес этот запрет вместе с обоснованием (“Я писал их всегда как попало, слишком небрежно, и порою не совсем кое-где искренне”) в завещание. Исследователи, однако, бунинскую волю откровенно игнорируют (предупреждал же его Адамович: “От будущих „бунинистов” вам не спастись”) и, в общем-то, правильно делают — если послушно уничтожать все, что автор ни попросит, можно пробросаться.

Тем более что в случае с Буниным есть особая необходимость в публикации документальных свидетельств — классик был не чужд мифотворчества и любил время от времени пересматривать свое прошлое. Вероятно, запрет на публикацию писем и дневников был связан не только с их стилистическими недостатками, как утверждал Бунин, но и с опасением, что они могут разрушить с такой тщательностью выстраивавшиеся автором биографические мифы.

Так или иначе, очередная порция бунинского эпистолярия представлена читателю. В сборнике выделяются прежде всего две публикации: переписка супругов Буниных с Георгием Адамовичем и переписка их с Владиславом Ходасевичем.

Ни Адамовича, ни Ходасевича нельзя назвать единомышленниками Бунина: их литературные вкусы и политические пристрастия расходились порой достаточно сильно. Тем интереснее читать эти письма — прекрасные образчики эпистолярного фехтования. В первую очередь это относится к переписке Бунина с Адамовичем.

Вот лишь один эпизод из нее. На волне послевоенного патриотического подъема Адамович переходит на новую, советскую орфографию, Бунин же остается верен старой, дореволюционной. “Писал человек чуть не столетие грамотно — и вдруг оказалось, что он не перешел ни с того ни с сего на заборную орфографию только „по капризу”! (насчет которого Вы почему-то уверены, что он „мимолетный несомненно”). Что случилось? Россия вместе с союзниками победила Германию: очень рад, но почему вследствие этого я вдруг должен был начать писать, как Михрютка?” — негодует он, обвиняя заодно Адамовича в пиетете перед Лениным. “Ленин писал иногда очень хорошо, и во всяком случае всегда лучше Троцкого, которого ему ставили в пример. Тот вроде Слонима, только развязнее”, — отбивается его корреспондент, подначивая Бунина и попутно задевая своего старого оппонента критика Марка Слонима. Дуэль продолжается — к взаимному удовольствию высоких переписывающихся сторон, а теперь еще и читателей.

Из других публикаций сборника нужно отметить переписку Бунина и Галины Кузнецовой с писателем Леонидом Зуровым (в предисловии к ней Ирина Белобровцева пытается представить более выверенный и объективный портрет бунинского корреспондента, нежели принято у современных исследователей, зачастую освещающих “роль Зурова в жизни Бунина предвзято и некомпетентно”) и переписку Бунина со знаменитым датским критиком Георгом Брандесом. Особняком стоит любопытнейшая републикация нескольких газетных выступлений Бунина 1902 — 1917 годов, предваряемая великолепной статьей Даниэля Риникера об отношениях писателя с дореволюционной русской периодикой.

Европа в зеркале русской эмиграции. (Первая волна, 1918 — 1940). Под редакцией К. Соливетти и Т. Цивьян. Рим, 2004, 397 стр. (“Europa Orientalis”, 2003, № 2).

О неспешности научного книгоиздания в России и за границей мы уже размышляли в предыдущей “Книжной полке” (“Новый мир”, 2005, № 4). Вот и еще один пример подоспел — очередной выпуск итальянского славистского альманаха “Europa Orientalis”, помеченный началом 2003 года, вышедший в середине 2004-го, а до России, естественно, добравшийся и того позже.