Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2007)

Но еще до того, как Елена Николаевна начала подозревать неладное по ряду признаков, известных только женщинам, состоящим во втором браке, Сергею пришлось пережить несколько тяжелых разговоров с вездесущей и все ведающей Ириной. Ирина корила Сергея за неразборчивость, легкомыслие, требовала, чтобы он поклялся, что ничего этого больше не повторится, что он забудет и думать о своих распутных девках. Сергей искренне клялся, но вскоре, доведенный до ручки этой самой еженедельной “Поэмой экстаза”, забывал свои страшные клятвы и как-то автоматически, без участия воли и разума, внезапно оказывался в чужой постели, выписывая сложные па африканского ритуального танца или, на худой конец, буги-вуги.

Это безобразие бесконечно продолжаться не могло, и вскоре Елена Николаевна, на основании нового негативного жизненного материала скорректировав свои представления о счастливой семье, ушла окончательно и безвозвратно. Ирина по этому поводу сильно переживала. И казнила не только Сергея, но и себя, поскольку именно она не смогла найти к нему должного подхода, не сумела отыскать те необходимые слова, которые смогли бы предотвратить катастрофу в его новой семье. В общем, объяснения для Сергея были не из приятных.

— Послушай, — с откупориванием новой бутылки мы уже перешли на “ты”. — А ты уверен, что это все-таки реальный голос Ирины? — оборвал я на полуслове Сергея.

— А как же! — ответил он с таким чувством, словно у него намеревались отнять самое для него дорогое. — Я и эксперимент проводил. Записал наш разговор на магнитофон. И дома его прослушал. Все абсолютно точно. Да ты и сам сейчас сможешь убедиться… Так, Ирина?

— Здравствуйте, Владимир Яковлевич, — где-то совсем рядом прозвучал приятный женский голос.

Я вздрогнул и расплескал полрюмки.

— Здравствуйте, Ирина, — ответил я как можно бодрее, глядя прямо перед собой. Ответил — и тут же спохватился: может быть, вместо пожелания здоровья было бы уместнее “покойтесь с миром”. Или с “миро” — черт его разберет эту специфическую терминологию. Вдруг она воспримет пожелание здоровья как издевательство?

Хотя, конечно, мысль моя, метнувшаяся в мозгу двадцатипятиколенчатой молнией, была намного сложнее. Безумным многозвенным зигзагом она отрикошечивала от двух параллельных плоскостей-концепций — материалистической и идеалистической. На одной из них мысль ударялась лбом в аксиому “материя первична. Сознание является продуктом материи”. И, потирая ушибленный лоб, поворачивала к противоположной плоскости. Где ей давали увесистого пинка, внушая, что “сознание первично. Именно оно и создало всю эту гнилую материю”. Жалобно повизгивая, мысль пыталась найти истину там, где бьют по костяному лбу, а не по мягкому седалищу. И там ей внушали, что материя вечна, а сознание окончательно и бесповоротно исчезает сразу же после того, как в высокоорганизованной материи, которой является человеческий мозг, прекращаются биохимические процессы. И опять по лбу! Оппоненты уже поджидали в другом лагере с неопровержимыми аргументами своей правоты: материя существует до тех пор, пока этого хочет мировой разум. И кирзовым сапогом сорок седьмого размера по ягодицам. А с противоположной стороны уже кричат о том, что при известном допущении бессмертием человека можно считать совокупность произведенных им материальных и духовных ценностей, которыми будут пользоваться его потомки, с благодарностью его вспоминая. И, замахнувшись, попадают в пустоту, поскольку мысль уже выслушивает то, что душа бессмертна, и ей вообще не надо ни хрена производить. Надо только лишь спасать себя во имя будущей вечной жизни… Короче, пинг-понг, слалом и схватка абсолютно равных по силам борцов в одном флаконе.

— Ну, мы с вами вроде бы как и познакомлены, — сказала между тем Ирина.

— Да, конечно, более чем, — ответил я.

— Это я попросила Сережу, чтобы он вас пригласил. Уж не обессудьте.

— Ну что вы, мне очень приятно.

И тут логическое полушарие наконец-то нашло неопровержимый аргумент. Все очень просто. Этот самый Сережа распрекрасный — чревовещатель. Соберет штук двадцать пять свидетельств очевидцев, оформит у нотариуса и пошлет в Лондон. И будет до конца своих дней жить на стипендию Британского королевского общества спиритов.

— Что же вы такой недоверчивый-то? — элементарно прочла мои мысли Ирина. — Давайте-ка сделаем так: Сережа сейчас пойдет прогуляется, а мы с вами немного поговорим. Думаю, это развеет весь ваш скепсис.

Сергей, похрустывая сухими ветками, удалился.

Ирина, снизив голос, заговорила о том, что ее Сережа — человек легкомысленный и не очень самостоятельный. И ему постоянно нужен кто-то, кто был бы рядом, кто удерживал бы его от совершения жизненных ошибок, от которых он сам же очень страдает. Попытка завести жену закончилась полным фиаско. А новую женщину, которая подошла бы и ему, и сыну Никите, найти все никак не удается. Тут она сделала паузу. Вздохнула и сказала совершенно обезоруживающе:

— Понимаете, я долго думала и пришла к мысли, что вы, Владимир Яковлевич, могли бы стать для Сережи кем-то вроде наставника, советчика, старшего брата, в конце концов. Могли бы ему посоветовать, какая женщина ему подойдет и каким образом завести с ней знакомство. И все такое прочее… Ну, вы понимаете… Вы же ведь прекрасно разбираетесь в людях, в психологии. Ведь вы же писатель.

— Ну, не Лев же Толстой, — попытался я отбояриться.

— Не прибедняйтесь, — сказала Ирина. И начала грубо льстить: — А кто написал пятую, шестую и седьмую “Русские книги для чтения”? Кто в своей статье доказал, что роман “Война и мир” является рифмованным силлабическим стихотворением со стихами гипертрофированной протяженности? Кто в книге “Смерть приходит по Интернету” поставил эпиграф “Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему интересно”? Кто, в конце концов, в своем арт-проекте использовал слоган “Все смешалось в доме Облонских. Миксеры Уральского машиностроительного завода — результат превосходит любые ожидания”?

— А вы осведомлены, — ответил я, приятно удивленный.

— Да, Владимир Яковлевич, осведомлена. И поэтому считаю вас духовным наследником Льва Николаевича.

Это был чистый нокаут! Не столько интеллектуальный, сколько нравственный: лесть была очевидна, но она была столь сокрушительна, что я выкинул на ринг полотенце, выплюнул капу и дал слово, что отныне буду присматривать за ее Сережей. И по возможности подберу для него подходящую пару.

Поскольку, как я понял, Ирина полностью удовлетворила свои потребности в общении со мной, то теперь я должен был получить от нее нечто. Нечто несоизмеримо большее — ответ на главную загадку бытия. Однако для этого надо было еще задать вопрос, на что в данном случае был способен мудрец, а не человек посредственный и заурядный. И, судя по всему, я никак не оправдывал тех авансов, которые мне выдала Ирина, сравнивая с Толстым.