Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2008)

Сегодня из-за этой Милы чуть поездка не сорвалась — когда оделись, столпившись в прихожей, она уловила, что от Юрьева попахивает вином. Всех всполошила, почти что истерику устроила, что вот ее, принцессу такую, повезет пьяный. Еле-еле удалось Юрьеву отшутиться, соврать пришлось, что это со вчерашнего. Вроде поверили.

Надо как-нибудь момент выбрать, поговорить с Андреем, чтоб головы не терял, а подумал, взвесил. Ведь жизнь запороть — проще простого.

Заметил вывеску “Продукты” и вспомнил про масло. Затормозил, остановился.

— Сейчас, пять минут.

Магазинчик был маленький, круглосуточный. В таких днем почти нет покупателей, зато по ночам то и дело забегают — кто за пивком, кто за сигаретами, кто за хлебом...

— Бутылку растительного масла, — бросил Юрьев на прилавок сто рублей.

Продавщица выбила чек, насчитала сдачу и подала масло. Уже выходя, Юрьев увидел, что этикетка какая-то странная — вместо подсолнухов были нарисованы желтые зернышки.

— А что это? — вернулся к прилавку.

— Что? — Продавщица была молодая, симпатичная, истомившаяся от скуки.

— Что за масло? — И Юрьев прочитал: — “Рапсовое”. Что это?

— Рапсовое масло.

— Никогда не слышал...

— Вы попросили растительное, я дала.

— Мне надо сли... То есть, это, подсолнечное. — Юрьев стал злиться: “На каждом шагу проблемы”. — Обычное подсолнечное масло!

— Так бы и сказали. — Продавщица стояла и даже не думала поменять бутылку, смотрела на Юрьева устало и с вызовом.

— Дайте мне подсолнечное масло.

— Его нет.

— Как это нет?

— Так.

— А какое есть?

— Рапсовое и оливковое.

— Да что ж это такое?! — Юрьеву хотелось швырнуть бутылкой в симпатичное лицо, и одновременно вспыхнуло желание перескочить через прилавок, сдернуть с продавщицы халатик... — Вы издеваетесь?

— Слушайте, пойдите в другой магазин и купите свое подсолнечное.

У меня только такое.

— А на нем жарить можно? — не то чтобы смягчился Юрьев, но понял, что этот спор может продолжаться долго — продавщице как развлечение.

Она пожала плечами:

— Наверно. Люди берут. — И тоже заговорила по-человечески: —

С подсолнечным перебои. Неурожай, говорят. Цена подскочила.

— Да?.. Ладно... Дурдом какой-то.

— Ну все, все, садимся! Сил уже нет никаких... Настя, Полина!-— Заглянул в соседнюю комнату, где дочь и племянница, почти одногодки, вместе сидели в уголке, листая тетрадку. — Пойдемте за стол!

Расселись.

— Так, наливайте кому что, — руководил Юрьев, — красное, белое, сок. Водку, — обратился к Игорю, любителю крепких напитков, — Иринка мне запрещает. Считает, что я контроль теряю.

— Да не запрещаю я ничего! — удивленно улыбнулась жена, а Игорь успокоил:

— И вином можно так набраться, что не только контроль потеряется...

— Что, пьем или как? — Юрьев поднял бокал. — Замучился я чего-то.

— Может, — предложила сестра Марина, — Дашу и остальных дождемся?

— Им еще с час добираться, а мы тут, так сказать, в первой партии... Все равно стульев на всех не хватит. Н-ну, начинаем. Жду тост.

У гостей был непраздничный вид. Будто их насильно собрали здесь и они ждут не дождутся, когда это кончится и можно будет разойтись. Особенно молодежь раздражала этой своей вареностью. И Юрьев уже собрался открыто обидеться, заявить, что если так уж в тягость, то пусть идут куда хотят, что он, в общем-то, никого палкой не гнал; но тут поднялся Игорь.

— Что ж, дорогой свояк, я дату эту не так давно пережил, — ему было сорок два, — понимаю твои чувства. Хотя... Ничего страшного на самом-то деле нет. Жизнь идет и пускай идет. И идет-то не так уж плохо. Так?

И давай, чтоб дальше — не хуже!

— Точно! — бодро отозвался Юрьев, а внутри кольнуло: “Больше, что ли, нечего пожелать? „Чтоб не хуже””.

Звонко чокнулись. Юрьев не спеша выпил до дна, съел ломтик буженины.

— Закусывайте. Вот эта говядина сырокопченая — объедение просто.-— И стал по новой разливать вино; заметил, что Настя сидит со скучным лицом, не выдержал: — Доча, если ты хочешь нам испортить настроение, то у тебя это не получится.

Она встрепенулась, через силу улыбнулась, наткнула на вилку колбасу. Стала жевать.

— Так, — Юрьев поднял бокал, — кто следующий?

Следующей стала произносить тост сестра Марина. Сказала, что у нее лучшие братья на свете, а особенно сегодняшний именинник. “Именины у меня в январе”, — мысленно произнес Юрьев, но поправлять не стал. Улыбнулся.

Потом за компанию — сам давно не курил — вышел с Игорем на лоджию.

— Тут нашел утром в почтовом ящике. — Свояк достал из заднего кармана джинсов малоформатную брошюрку. — Партия “Гражданская сила” придумала объект для предвыборной критики. Гляди. — Раскрыл. —

“В московском метро: опасно, тесно, душно, стоимость проезда неоправданно высока”.

— Да ну их всех, — поморщился Юрьев, — надоели.

— Погоди-погоди! Сейчас смешное прочитаю... Не знаю, кто это писал, но профессионализм — на нуле полнейшем. Слушай: “Одиннадцатого июня две тысячи четвертого года на станции „Нахимовский проспект” сотрудник милиции забил насмерть пьяного пассажира”. Хм! Каждый хоть немного знакомый с ручкой и бумагой понимает, что предложение нужно строить иначе...

Юрьев, машинально кивая, смотрел на улицу. Солнце уже зашло, воздух был серо-синий, тяжелый. Горизонт заслоняла широкая семнадцатиэтажка; многие окна были освещены, и в некоторых различались шевелящиеся фигурки людей.

— А ты за кого голосовать думаешь? — Игорь подпихнул Юрьева локтем.

— Я?.. — Занятый другими мыслями, Юрьев поначалу растерялся. —

Я за “Самсунг” голосую. — Он работал в московском представительстве этой фирмы, в отделе маркетинга. — Пока “Самсунг” интересуется Россией, я и моя семья не пропадем.

— Ха-ха! — Игорь с удовольствием затянулся. — А серьезно?

— Да перестань, Игорек. Какое голосование?! Надоела эта гомозня

тыщу лет. Ладно, пошли выпьем.

С приездом Дарьи, Олега с женой и детей стало повеселее. Точнее — оживленнее, и это оживление ослабило некоторое напряжение за столом. Настя и Полина, освободив стулья, ушли в соседнюю комнату, вареные лица Андрея, Володи и Милы не так бросались в глаза.

Юрьев приглашал гостей кушать, наполнял бокалы, пил, и, как всегда от хорошего вина, внутри что-то раскрылось, задышалось глубоко, легко, и окружающее словно бы стало ярче, красочней, Юрьев радовался этой яркости и раскрытости и не хотел помнить, что всегда, стоит ему выпить лишнего, перейти некую грань, и яркость превратится в режущую глаза отчетливость, а в душевную раскрытость хлынет горечь, мозги наполнятся черными мыслями, старыми и свежими обидами, тело охватит зудящая, как аллергия на что-то, усталость...