Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2011)

С тех пор прошло еще двадцать лет (целый классический роман), в течение которых он был жив. Но расстояние между нами уже не уменьшалось. Потом в течение многих часов я сидел у телефона, пока он умирал. Пока мне не сказали: «Да, ночью». (Несколько всхлипов со спазмами горла в ванной, где я в последний раз купал его в понедельник, — на глаза попался его помазок, только и всего, только и всего, но ведь это был его помазок.)

12. Интермедия-1

«Мущина, думайте быстрей, у меня сегодня еще шесть мертвецов», — сказала женщина из похоронной службы. Отец умер в ночь на Страстную пятницу, то есть полностью не ко времени, праздник, праздник, самый главный христианский праздник шел к нам, и трудящиеся хотели праздновать, а тут, курва, эти мертвецы. «В понедельник», — сказал я. «Какой понедельник, какой понедельник, — занервничала ритуальщица, — в понедельник вам ни один священник хоронить не будет! Такой праздник великий, а вы — хоронить. Самое раннее во вторник! Но до вторника он может начать портиться . Видите, какая погода? Не было весны — и сразу лето. Давайте завтра. Завтра суббота. Чтоб до праздника. Быстренько похоронили — и на Пасху полный покой».

Друзья на улице в машине тоже ждали моего ответа. Был первый яростный весенний день в конце ужасного апреля. В комнате стоял густой смешанный запах талой воды, пролесок, хвои, свечей, духов, пота. При других обстоятельствах меня бы порадовала такая интенсивность (все равно бы порадовала!). «Я позвоню домой, — ответил я. — Два слова».

Мама подошла к телефону не сразу. «Предлагают хоронить завтра, — сказал я. — В понедельник не хоронят — праздник. Если не завтра, то только во вторник». Телефонная линия была, похоже, допотопной, аппарат таким же. Черный эбонит Антоныча. Мама слышала лишь треск и отдельные слова. Я повторил трижды. «…Люди скажут… даже не до… еще побу… так нельзя…» — послышалось мне. Я понял, я и сам так думал.

«Во вторник, — сказал я, положив трубку. — Если в понедельник вы дадите нам автобус, чтобы забрать тело из больницы домой, то хороним во вторник». — «Правильно», — согласилась дама, — у них там в больнице есть холодильник . Нормально долежит. У нас тут тоже есть, но наш забит. Люди мрут, как очумелые. Особенно перед праздниками». Я заплатил за венки, ленты, надписи на лентах, оставил для художницы на бумажке образцы надписей (все равно нашел потом несколько ошибок). «За гроб платите отдельно», — сообщила дама, хоть я знал и без нее.

«Автобус в больницу от нас, понедельник, десять», — отдала мне квитанцию. «Спасибо, — сказал я на прощанье. — Веселых вам праздников». — «И вам тоже», — ответила она любезностью на любезность.

13. Интермедия-2

Гробовщик был слеплен из какого-то недоброкачественного теста — весь колыхался под рубашкой, шел волнами. Голос у него был неожиданно высокий, такие бывают у сварливых провинциальных теноров или злых клоунов. «Педрила», — шепнул мне Слава, пряча презрительную улыбку. «Такой или такой?» — гробовщик показал на два своих шедевра разной длины. «На глаз трудно сказать», — пожал я плечами.

Гробы были добротные, наверное дубовые, закопченные паяльной лампой, наполненные свежей золотистой стружкой. «Какой у него рост?», — поторапливал гробовщик. «Ниже моего, — вспоминал я. — Примерно такой, как у него». — Я показал наклоном головы на еще одного Славу. «Такой, как вы. Точь-в-точь», — заверил гробовщика первый Слава. «Этот? — Гробовщик мгновенно сориентировался и с неожиданной для него ловкостью лег в один из гробов, как раз по нему. — Возьмете этот? — Потом подмигнул: — Мне можно — у меня работа такая. Как фамилия?»

Фамилию накорябал на гробе химическим карандашом.

Я отсчитал двадцать семь новеньких купюр и отдал ему. Он вогнал топор в деревянный столб и послюнил языком палец. «Имейте в виду, — сказал он, пересчитывая, — за обивку и тюль отдельно». Я добавил, сколько он сказал. «Порядок. — Он затолкал всю сумму в задний карман усеянных опилками брюк. — Когда забираете труп? » — «В понедельник в десять утра», — ответил кто-то из нас. «Все будет четко. — Он всколыхнулся животом и грудью. — Где я мог тебя видеть?» — уставился на меня. «В телевизоре», — отмахнулся я.

14. Мистерия

Была, как я уже писал, Великая Пятница, день, когда все внезапно проснулось и зазвучало после полутора месяцев холода и снега с дождем. Больница находилась почти за городом, на холмах, патологоанатомическое отделение было самым дальним, на краю больничного городка, за ним уже только открытый простор: головокружительная перспектива полей, запах земли, первой травы, синий лес под горой и обещания Карпат на горизонте, как написал бы Иосиф Рот. Мы дождались окончания вскрытия, чтобы получить медицинскую справку. На основании справки выдавали свидетельство о смерти. Свидетельство давало право на похороны. Право на похороны — право на нашу, мягко говоря , ротацию .

У доктора была несомненная склонность к философии. Он вышел ко мне на двор уж после всего и, похожий на чеховского доктора, правда без пенсне, обобщил: «Знаете, в таких случаях остается крупица облегчения — хорошо, что отмучился. Вы ему кто? Сын?» Я почему-то заговорил об уколе, надо бы сделать такой укол, чтобы тело лучше держалось, ведь неизвестно еще, когда мы будем хоронить, праздник и тэ дэ, он перебил: «Вы ребятам деньги дали?» Я подтвердил. «Тогда без проблем. Будет укол. Вы, извиняюсь, в Бога верите?» Но я не успел ответить, потому что он как раз докурил и, похлопав меня по плечу, пошел делать следующее вскрытие: мрут как мухи, резкие перепады погоды, сердечно-сосудистые не выдерживают.

День разворачивался как последовательность адресов и станций : загс, ритуальный комбинат, дом скорби , собес, церковная канцелярия, почта. Воздух нагревался с сумасшедшей скоростью, после обеда все разделись на солнце, женщины успели мгновенно перепрыгнуть в мини-юбки, площадь Шептицкого превратилась в сплошной паркинг и была забита автомобилями. Игорь полчаса искал, где бы пристроиться, центр города просто вибрировал (купля, торговля, продажа, колбасы, окорока, куличи, яйца, сметана, корзины, бесаги, мешки, платки, свечи, иконки, образки, медальоны-крестики), в собор на исповедь с причастием тянулась очередь в несколько сотен метров, настоящий конвейер совести . («Слушай, как они могут на коленях отдавать поклоны в таких коротких юбках?»)